Главные герои повести активно включаются в профсоюзное движение в начале 90-х годов. Они организуют мощное противодействие Правительству, отстаивая сохранение шахт Российского Донбасса, проводят невиданные в то время акции протеста. Кульминацией этой борьбы стала «рельсовая война» 1998 года. Повесть позволит читателю узнать, как это было на самом деле, от непосредственного участника тех событий, и оценить то, что стало уже историей.
В оформлении обложки использованы материалы библиотеки изображений visualrian.ru по лицензии ССО. Автор фото Владимир Федоренко.
От автора
Эта повесть о человеке, ставшем легендой Российского Донбасса ещё при жизни. Он был мне другом и по большому счёту, заменил старшего брата. Я хочу рассказать, как из самородка русского народа, обладающего незаурядными способностями, формировался государственный деятель, истинный, неутомимый защитник интересов шахтёров, и учёный – доктор социологических наук. Написать о нём книгу я пытался ещё до его смерти, но он попросил меня этого не делать, проявляя удивительную скромность по отношению к своей персоне. Теперь, когда его нет с нами, я могу рассказать, как это было, чтобы сохранить память о нём на века. Мы умираем, а книги остаются, по ним потомки будут познавать историю. Многие фамилии вымышлены, все совпадения случайны.
Шахта Аютинская
***
В полном разгаре стояло бабье лето, автобус маршрута №4 повернул вправо от остановки «Сельпо», въезжая в посёлок Аютинский. Небольшой магазинчик, давший ей название, располагался напротив колхозного клуба через дорогу и относился к потребительской кооперации, а не к ОРСу «Ростовугля», как городские. Посёлок начинался немного раньше по правой стороне от пересечения с федеральной автотрассой М4, но аютинцы по привычке считали въездом в посёлок остановку "Сельпо". Этим, наверное, хотели подчеркнуть границу между городом и деревней. Влево от клуба и вниз к речке Аюте простиралось село Нижнянка, центральная усадьба колхоза «Ленинский путь». Клуб когда-то был церковью, но во времена военного коммунизма её перестроили в колхозный клуб. С тех пор там, как и в городских ДК показывали кино, и раз в неделю проводили танцы, чем-то напоминающие современные дискотеки.
Автодорогу М4 аютинцы тоже почему-то прозвали Воронежской трассой, хотя нескончаемый поток автомобилей следовал по ней на Москву, минуя Воронеж. Окна в ЛИАЗе были открыты и, стоя на задней площадке, Владимир Жагиков выглядывал в одно из них, вдыхая свежий воздух. Слегка пожелтевшие тополя, выстроившиеся в ряд вдоль дороги, ведущей на шахту, как безмолвные постовые приветствовали парня шелестом своих крон. Было тепло и солнечно, эта золотая пора, всегда навевала тоску по уходящему лету, а для Владимира она почти всегда сопровождала ещё и повороты его судьбы. Так было и в этот день, положивший начало новой жизни, ведь он ехал на шахту сдавать документы в отдел кадров после прохождения медицинской комиссии.
Этот посёлок и сама шахта были хорошо знакомы Владимиру, когда-то в детстве он часто ездил сюда к старшей сестре. Жила она на квартале в двухэтажном кирпичном доме, построенном ещё в 60-х годах. Если сойти на «Финских домиках» у магазина, и миновать частный сектор, можно было выйти сразу к дому, в котором жила Надя с мужем и племяшкой Мариночкой. Сестра работала штукатуром в стройуправлении, и получила здесь однокомнатную квартиру. А спустя ещё три года, в посёлке Таловый, семья получила уже двухкомнатную, где и проживала, после рождения второй дочери Аллочки. Муж сестры Володя Ехимец работал тогда на шахте Аютинской подземным связистом, и мог бы тоже получить жильё, но Наде, как строителю дали его гораздо раньше.
А вот где находится главный ствол шахты Аютинская, Владимир узнал уже, будучи студентом. Однажды после первого курса он приехал к сестре в гости, а её муж предложил заработать денег, разгрузив вагон с чёрным порошком. Этот концентрат применялся в обогащении угля на ЦОФ Аютинская и назывался магнетитом. Платили сразу по окончании выгрузки наличными девяносто рублей. Работа производилась вручную через люки вагона, грузоподъёмностью шестьдесят тон, и Владимир согласился на «шабашку». Ехимец и сам не знал, что размер оплаты за работу был повышен с 60 до 90 рублей неслучайно, слежавшийся в вагоне магнетит плохо поддавался выгрузке. Это шабашники «допетрили», как только открыли кувалдой люки, в которые почти ничего не высыпалось, магнетит слежался в монолит.
Пришлось с утра и до позднего вечера долбить порошок ломом, а уж после выгружать лопатами. Этот чёрный концентрат был тяжелее металла, и требовалось много сил, чтобы справиться с выгрузкой. Вечером помылись в бане, и пошли на остановку «Колонна» как раз мимо главного ствола шахты Аютинская. Рядом с грузовым уклоном, работал людской подъём, оба ствола наклонные и шейка каждого, расположенная в одноэтажном здании, никак не ассоциировалась с копрами вертикальных стволов. Кто же тогда знал, что через много лет Владимиру придётся вернуться сюда и ежедневно опускаться по этому стволу в шахту?
У каждого человека бывают в жизни такие моменты, когда его дальнейшая судьба предопределена ранее прожитыми годами. Так произошло и у Владимира, он долгое время не мог устроиться на работу подземным электрослесарем по причине травмы, полученной в молодости в автокатастрофе. Ему было восемнадцать лет, он оканчивал Шахтинский энергетический техникум, и в последний день четвёртого курса попал в автомобильную аварию. Разрывы печени, толстого кишечника, травма лёгкого надолго уложили парня в больничную койку. Группы инвалидности, как студенту, не дали, но и в армию не взяли. Медкомиссия военкомата установила: «К службе в мирное время не годен, может быть призван к нестроевой в случае войны». Эта запись группы воинского учёта, стала непреодолимым препятствием при трудоустройстве на шахту.
Заявление о приёме начальство подписывало, а дальше нужно было пройти медицинскую комиссию, она-то и руководствовалась статьёй воинского учёта. И хотя прошло больше десяти лет, и рентген показывал посттравматические изменения, оставленные хирургическими операциями, последствия аварии никак не мешали физической работе и не беспокоили Владимира. Но для врачей это не являлось аргументом, стоило цеховому терапевту увидеть военный билет, он тут же возвращал документы парню со словами: «До свидания!».