– Ну, поговори, пока не поздно, – попросил Владимир, – мне ведь ещё заявление не подписывали, я сначала решил пройти медкомиссию, потом рассчитаться с прежнего места работы.

– Как это? – удивился Сергей, – сначала заявление подписывают, потом только медкомиссия….

И Владимир рассказал парню все свои неудачи с поступлением на работу в шахту. Сергей удивился упорству Владимира и тут же посетовал, что ему придётся далеко ездить на работу из посёлка Ново-Азовка до Аюты. Сам-то Сергей проживал недалеко от шахты, и Владимиру было бы правильнее устроиться на Наклонную.

– Наряд первой смены начинается с шести часов утра, – информировал Сергей, – это же, во сколько тебе нужно просыпаться, чтобы приехать через весь город на шахту к шести часам?

– Но что поделаешь, так складывается, – отвечал Владимир.

– Выходит, что ты вообще в шахте никогда не работал? – удивился Сергей.

– Я же тебе рассказывал только что! – ответил Владимир.

– А как же тебя пропустят в шахту, если нет подземного стажа? – с подозрением интересовался Сергей.

– Я давно прошёл подготовительные курсы в учебном пункте месттоповской шахты № 10! – ответил Владимир, – имеются корочки! Но возникшая проблема с медкомиссией надолго оставила полученное удостоверение без дела.

До шахты ехали вместе, автобус повернул от остановки «Колонна» вправо. Здесь был Т-образный перекрёсток, влево под прямым углом дорога уходила на шахту «Юбилейная» и посёлок Таловый, туда курсировали автобусы маршрута № 10. А вправо уходили "четвёрки" по посёлку Аютинский, переезжая ветку технологической железной дороги к административно-бытовому комбинату шахты Аютинская. Владимир с детства помнил остановку «Колона», недалеко от неё жили сваты, родители Володи Ехимца, к которым часто все вместе ездили в гости. Это были общительные люди, всегда приветливые и могли последнее выставить на стол, а уж без поллитровки водки никогда не обходилось.

Автобус прибыл к АБК Аютинской и остановился рядом со стоянкой личного транспорта шахтёров. За металлическим заборчиком метровой высоты отдыхали легковушки «Жигули», «Москвичи», а также мотоциклы. Многие шахтёры ездили на работу этим видом транспорта, и бабье лето, продлевало «навигацию» мотоциклистам. На въезде на стоянку имелся шлагбаум и сторожка охранника, коими подрабатывали поселковые пенсионеры. Владимир с Сергеем миновали скульптуру Ленина на постаменте, окружённую голубыми елями и грядками отцветающей астры, и направились в комбинат. Это было трёхэтажное здание из кирпича длиной около ста метров с многочисленными окнами и парадным входом. Возле дверей красовалось знамя СССР и мемориальная доска, которая гласила о том, что в 1975 году за досрочное выполнение пятилетнего плана шахта была удостоена государственной награды орденом Трудового Красного Знамени. Выше неё на стене в подтверждение тексту доски имелся барельеф ордена, величиной в половину квадратного метра.

Потом их дороги разошлись, Сергей пошёл в отдел кадров, а Владимир в службу главного механика, где нужно было подписать заявление о приёме. Её нарядная находилась на третьем этаже, а на входной двери красовалась табличка: "ЭМС". В большой комнате находилось шесть столов для старших механиков по различному шахтному оборудованию, а главный с энергетиком располагались в смежном кабинете. Были уже около четырёх часов дня, и за одним из столов восседал единственный человек, крепкий мужчина с подстриженными усиками. Как выяснилось в дальнейшем, он, после срочной службы на флоте, до сих пор употреблял разные крепкие матросские выражения. Это был Жиряхов, старший механик по стацустановкам, в том числе водоотливу. Именно с ним Бонтаренко и договорился о приёме на работу. Владимир постучал в дверь главного, и, не дождавшись ответа, открыл её. Кабинет был пуст, а Жиряхов, которого звали Иваном Алексеевичем, смотрел на парня и ухмылялся.

– Тебе чего? – спросил Иван Алексеевич грубым баритоном, – если ты к главному механику, то Цихунова сегодня уже не будет.

– Я на работу, – бурчал Владимир, – Бонтаренко….

– Ты Жагиков? – перебил парня Иван Алексеевич.

– Да, – ответил Владимир.

– А какого же ты хрена к главному механику ломишься? – возмутился Жиряхов, – я зачем здесь сижу, медузу мне в глотку и краба в задницу?

– А Вы кто? – спросил Владимир, – мне Бонтаренко сказал….

– Лучше бы он попу показал! – снова прервал Жиряхов, – я тебя тут два часа жду, скоро в обморок упаду…. Наши вторую бутылку допивают, а я, как хрен гороховый тебя выглядываю.

Не стесняясь в выражениях, Иван Алексеевич, «объяснил», что он сам подпишет заявление Владимира главным механиком и директором, и заставил парня быстро написать его. Владимир не сказал, что он хочет работать в цехе автоматики, ведь Сергей ещё не успел договориться с Кагальниковым, а поэтому промолчал. Получив от Жиряхова лист бумаги и авторучку, Владимир присел за стол и составил заявление, благо в нём не требовалось конкретизировать «в цех автоматики» или «на водоотлив». По подсказке Ивана Алексеевича, он указал: «Прошу принять меня электрослесарем ЭМС с полным рабочим днём под землёй!» Жиряхов быстро взял его в руки, пробежал глазами и спрятал в свой сейф.

– Ты пока увольняйся с прежней работы, проходи курсовую по безопасности, я его подпишу всеми, кому следует, – проинформировал Иван Алексеевич, – давай, не тяни!

Владимир вышел из помещения нарядной, и только сейчас обратил внимание на запах, царивший внутри просторного трёхэтажного здания, которое шахтёры называли комбинатом. Это был очень знакомый аромат, им насыщен воздух всех помещений и коридоров, и Владимир напряг память, где он мог слышать его раньше? …Ну, как можно забыть? Так пахло в любом административно-бытовом комбинате каждой шахты. Это запах угля, вперемежку с табачным дымом, пропитавшим стены прокуренного здания. Это был аромат детства, остающийся в памяти на всю жизнь каждому мальчишке, выросшему в шахтёрском посёлке.