– Есть задание по вашей специальности, Сергей Васильевич. Нам срочно нужно триста тонн золота. Сможете ли вы их обеспечить и насколько быстро?

Инженер чуть задумался, потом поднял глаза:

– Это не только от меня зависит. Понадобится организационная помощь НКВД. Большей частью она будет связана с обеспечением секретности операции. В нее нужно вовлечь как можно меньшее количество людей.

Сталин сделал паузу, в течение которой прикурил папиросу, затянулся и лишь после этого спросил:

– Обрисуйте план в общих чертах.

– Понадобится выход на аффинажный завод. Насколько мне известно, такой в Москве имеется. Они должны выплавить слиток золота без каких-либо цифр на нем. Кроме того, мне потребуются...

Сталин терпеливо выслушал, после чего подвел итог:

– Полагаем, что все это ведомство товарища Берия обеспечит. Но сколько понадобится времени на вашу работу?

Слово 'вашу' было произнесено с особым ударением.

– Точно не скажу. От двух до восьми часов, если не свалюсь сам. Надеюсь, этого не произойдет.

– С вами свяжутся, товарищ Странник. Вы свободны.

И снова Рославлев не смог угадать причину, по которой его назвали этим именем.

Уже в приемной инженеру пришлось еще раз удивиться. Там его ждал не только ефрейтор Сидоров (охрана, однако), но и сам Чкалов. Летчик тут же поспешил объясниться:

– Сергей Васильевич, я хотел бы отметить с вами все дело в 'Арагви'.

На этот раз улыбка инженера была широкой и открытой.

– Согласен, Валерий Павлович, но с условиями. Первое из них: в дальнейшем мы называем друг друга по имени-отчеству, но на 'ты'. Каково?

– Согласен.

– Добро, и вот еще одно условие: мне много пить нельзя. Не по здоровью, так что даже не уговаривай.

– Будь по-твоему, Сергей Василич.

– Ефрейтор Сидоров!

– Я!

– Мы с товарищем Чкаловым едем в ресторан 'Арагви'. Сообщите... куда надо.

– Будет сделано, товарищ инженер!

На следующий день Рославлев, накануне употребивший крайне мало, принялся на вполне свежую голову вспоминать и анализировать.

Конечно же, центральной фигурой в зале ресторана тут же оказался Валерий Павлович. Все посетители, официанты и, конечно же, метрдотель знали прославленного летчика в лицо. И не просто знали. Чкалова любили. И он этим откровенно наслаждался. Создавалось впечатление, что еще до первого бокала летчик уже был порядочно пьян. Рославлев мысленно отметил это минусом.

Но был и плюс: на вопрос о причине застолья Чкалов ответил сверкающей улыбкой:

– Сам товарищ Сталин отметил мою хорошую работу!

Разумеется, последовал неудобный вопрос:

– А что за работа?

– Самолет сумел довести до полосы и посадить. Вот мой товарищ, инженер Александров...

Пришлось немедленно прерывать:

– Валерий Павлович преувеличивает: я всего лишь малым делом помог.

И внимание окружающих мгновенно переключилось обратно на Чкалова.

Последним напутствием великому летчику перед тем, как он ввалился в свою квартиру, было:

– Валерий Палыч, завтра на работу не приходи. Полетов все равно не будет.

Но, уже уходя в направлении метро, Рославлев подумал: а не слишком ли Чкалов любит обожающее внимание к себе?

Полознев развернулся вовсю. Аффинажный завод оказался наиболее трудным объектом: директор отпирался изо всех сил от необычного заказа. У него были доводы: слиток без опознавательных знаков нарушал все инструкции разом, а бумаги у представителя НКВД были не самые мощные. Но капитан госбезопасности проявил находчивость:

– Афанасий Михайлович, так ведь мы не получим слиток без всякой информации. Заверните его в бумагу, на всех стыках понаставьте сургучные печати, ну как на ценной посылке. А на самую бумагу - все выходные данные, подпись, круглая печать, чин-чином. И не забудьте в накладной указать, что на слитке, дескать, отметки отсутствуют по настоянию представителя такого-то. На вас ответственности не будет, она на мне.

Далее капитан проявил незаурядную психологическую опытность:

– Вы спрашиваете самого себя: кому бы такое могло понадобиться? Могу ответить: сам этого не знаю, но поручение, как видите, получил от наркома. Предполагаю, что шло через Политбюро.

Директор понял, что слиток понадобился для какого-то платежа, о которых в газете 'Правда' не сообщают.

В результате трудов появился десятикилограммовый очень небольшой по размеру сверток, запечатанный двумя печатями. Директор последовал совету и собственноручно написал все данные прямо на обертке, но также выдал сопроводительную бумагу, оформленную по всем правилам.