Шрифт:
– Можно посмотреть?
– Я вам его оставлю, специально для вас принесла. Не обращайте внимания на ошибки. Конечно, чувствуется влияние «Франсуа-найденыша», но я ничего не списывала.
Спаситель всеми силами сохранял бесстрастное выражение лица, а сам таял от умиления: как же девчушка старалась! Писала красиво, разборчиво, главу за главой. На тридцати страницах их получилось целых двенадцать.
– Я не могу оставить у себя твой роман, – сказал Спаситель, возвращая Элле тетрадь.
– Личная жизнь, – обреченно поставила диагноз девочка.
– Нет. Тебе нужно дописать историю до конца. Тогда и поймешь, что с ней делать дальше. Стивен Кинг сказал: «Пишите, заперев дверь. Когда будете перечитывать, откройте». Сейчас ты пишешь, это твоя тайна. Когда закончишь, тебе понадобятся читатели. И я могу стать одним из них.
Психолог не должен общаться с пациентом за пределами кабинета, но Сент-Ив вышел за профессиональные рамки. Элла начинала писать всерьез и нуждалась в поддержке.
– Эллиот Кюипенс – твой псевдоним?
– Это мое имя. Так я зову себя в душе, в своих мыслях, – с горячностью сказала Элла.
– Так-так-так.
– И здесь, когда я у вас, мне бы тоже хотелось быть Эллиотом. Если можно.
Спаситель сделал вид, что не понял, и переспросил:
– Как это?
Краска залила щеки Эллы, глаза увлажнились. Сент-Иву было больно смотреть, как она волнуется, но он запретил себе спешить ей на помощь.
– Здесь, – заговорила она, с трудом выдавливая из себя слова. – Здесь… если можно… вы могли бы… называть меня Эллиот?
Сказать «нет» было бы слишком жестоко. Сказать «да» значило бы потакать ее фантазии о смене пола.
– Я подумаю, хорошо? Увидимся в следующий понедельник в шесть?
Элла подняла голову и с шумом выдохнула воздух, словно вынырнула из глубокой воды.
– Да!
Сент-Ив проводил девочку по коридору до парадной двери, что делал не часто – обычно пациенты уходили самостоятельно. Взявшись за ручку, он сказал самым непринужденным тоном:
– До понедельника, Эллиот!
И в благодарность получил счастливую улыбку. Элла-Эллиот проскользнула в открытую дверь. Сент-Ив медленным шагом вернулся к себе в кабинет.
Небезгрешный психолог. Да. Именно таким он и был.
Сент-Ив сдвинул рукав рубашки и взглянул на ручные часы. Десять свободных минут до следующей консультации. Раз так, он открыл запертую на два поворота ключа дверь, которая отделяла профессиональную жизнь от личной.
По другую сторону двери в просторной кухне, освещенной лучами заходящего солнца, сидел мальчик и набирал сообщение на стареньком мобильнике.
– Лазарь! Я же просил тебя оставить в покое мою «нокию», – упрекнул его отец.
– Тогда купи мне мобильник, – отозвался сын, нажимая не по одному разу на залипающие кнопки.
– Во втором классе можно обойтись без мобильника!
– Это точно! Вот я и обхожусь!
Спаситель довольно резко отобрал у сына телефон. Его задевала неизвестно откуда взявшаяся у Лазаря дерзость.
– Ну па-па-а-а, – чуть ли не заревел Лазарь. – Я же Габену! Он совсем один!
Спаситель напомнил, что Габену вот-вот исполнится семнадцать и он вполне способен сварить себе вермишель, пока не вернулась мама.
– Маму увезли по скорой в больницу Флёри, – возразил Лазарь. – Она стала видеть каких-то людей у себя в столовой.
– Видеть людей у себя в столовой? – переспросил Спаситель по профессиональной привычке психолога уточнять сказанное.
– Да, людей, которых на самом деле не было. Она с ними разговаривала. С каким-то человеком с обезьянкой на плече.
– У нее что, были галлюцинации?
Мадам Пупар, мать Габена, уже не раз лежала в психиатрическом отделении больницы Флёри. Лекарства улучшали ее состояние, но, как большинство больных, она переставала их пить, как только считала, что окончательно поправилась.
– У меня еще одна консультация, – сказал Сент-Ив, возвращая сыну телефон. – Пригласи Габена на ужин.
– Ну то-то, – одобрил Лазарь тоном, подразумевающим: «Наконец-то я слышу разумные слова».
Спаситель не нашелся что ответить. Временами Лазарь его просто пугал. Они жили вдвоем, и сын чувствовал себя не по годам взрослым. «Ничего, – успокоил себя Спаситель, – скоро у нас будет полная семья, и он снова станет ребенком».
Очередная пациентка поступила так, как призывала надпись на двери: «Стучите и входите». Она трижды постучала в дверь молотком в виде кулачка, вошла и уселась ждать в приемной, надеясь, что месье Сент-Ив не промаринует ее тут слишком долго.