Ему не терпелось поехать в салон, таящий разгадку, с кем на этот раз столкнула его судьба. Он упоенно представил, как искусно будет заигрывать с девушкой, а она, не сдерживая смеха, кокетливо заморгает ресницами. Он был полностью уверен, что очарует её безо всяких на то усилий. Та самоуверенность была подпитана многолетним опытом в любовной практике. Он рос тихим, хрупким мальчиком, чего не сказать о студенческих годах – он пользовался завидным вниманием сверстниц. Его харизма сводила девушек с ума, к тому же они считали его весьма остроумным и находчивым.

За время студенчества его личные отношения с женским полом чаще всего имели характер скабрезного наваждения (именно так он называл мимолетные интрижки), или легкого флирта. Реже они выливались во что-то более серьезное. Тем, кому он не давал ни малейшего шанса на близкие отношения – искали в нём верного друга. Однако, та дружба приносила одни расстройства, когда невинные помыслы всё же сводились к желанию стать для него кем-то большим, чем просто подругой.

Тем не менее пламенным чувствам к девушкам он отдавался не полностью, тогда как в творчестве выкладывал всю душу и тело. Живопись была его страстью! Каждый раз, начиная работу над произведением искусства, он закуривал толстую папиросу «Капитан Блэк» и начинал водить кистью по холсту с заметным воодушевлением. Ничто не могло усмирить в нём дикий пыл излить на бумагу то, что так сильно тревожило поэтичную душу; ничто бы не сумело вызволить разум из клетки непорочных фантазий. Он был покорен неистовой страсти, порой пренебрегая обедом и сном.

– Ради любимого дела я готов пожертвовать всем! – говорил Никита друзьям.

Предпочтение он отдавал пейзажам, поскольку для портретов, согласно его мнению, необходимо исключительное вдохновение, которое в силах подарить лишь «живописный» вид изображаемого человека. А в его ближайшем окружении таких людей не наблюдалось.

Подлинное влечение к искусству проявилось ещё в раннем детстве на горькую беду его отца – Андрея Ивановича. Он, как бывший майор УВД города Благодатска, всю жизнь положивший к ногам работы, хотел, чтобы любимый сын пошёл по его стопам. С детских лет Андрей Иванович внушал Никите, что правильнее всего сделать выбор в пользу военной или гражданской службы Отечеству. Но мальчик рос и все больше времени проводил, разгребая завалы маминых черновиков.

Любовь Петровна – мама Никиты, посвятившая себя искусству слова – в частности, сочинению современных детективов – работала дома, лишь изредка появляясь в редакции с готовым материалом для печати. Никита разрисовывал задние страницы ее черновиков гуашью в тему к содержанию книг. И в ту минуту отец понимал, что шансы отдать мальчика учиться в военную академию или полицию, таяли на глазах. Сын отдалялся… Душою он близок творческому настрою матери, в глазах которой Никита оставался несмышлёным ребёнком. «Мой маленький Ники» – ласково звала его мама, а друзья обращались сокращенно – Ник.

Андрей Иванович не смел уступить жене, продолжая борьбу за первенство авторитетов. Дабы расположить к себе сына, Андрей Иванович потратил половину сбережений на дорогой подарок по случаю совершеннолетия Никиты. Но даже чёрная Теана не смогла убить в нём тонкую натуру творческой личности.

Когда назрел вопрос о поступлении в вуз, Никита заявил о своём желании поступить в Петербургский художественный университет. Андрея Ивановича чуть удар не хватил от бестолкового выбора сына. Он только что волосы не рвал на своей голове от ужасной досады.

– Взгляните на него, – кричал разъяренный Андрей Иванович, – собирается примкнуть к шайке этих дармоедов! Этих оболтусов, чьими руками и куска хлеба заработать нельзя! Разбазарить лучшие годы молодости, чтобы так и не стать мужиком! Заиметь бабскую профессию! Художник Соколов… Что за стыдная фраза?! Кому нужна дешёвая бездарность незнакомого лентяя? Или ты правда надеешься прославиться как Саврасов или Шишкин, не вкладывая денег и не имея достаточных связей? Не держи его! Пускай уходит! – обратился он к побелевшей супруге, которая преграждала собой путь Никите с чемоданом в руке. – Характерные мы какие! Попомни моё слово: щенком побитым вернётся в этот дом!

– Андрей… Прошу… – взмолилась Любовь Петровна.

– Ты видишь к чему привели твои любовные детективчики? – не унимался он. – Вырастили себе вторую дочь!

– Уж если кто и воспитал во мне женщину, так это ты своей мужской безучастностью! – с этими словами Ник вышел из дома, громко хлопнув дверью.

С тех пор отец ничего не хотел слышать о сыне, всякий раз криком реагируя на попытки жены изложить последние новости из жизни их петербургского художника. Но стоило ей уединиться на кухне для разговора с Софьей – младшей дочерью – о Никите, как Андрей Иванович, проходящий в кабинет мимо кухни, замедлял шаг и с тревогой прислушивался к голосам. Нельзя сказать, что он подслушивал. Нет! Он просто проходил мимо, случайно услышал… Кто ж виноват, что эти женщины не могут найти другого места для подобных разговоров?! Полностью оправдав себя в собственных глазах, он шел дальше в рабочий кабинет. Сконфуженный тем, что Никита вопреки всему сдаёт экзамены, пророчества отца о возвращении блудного сына после безоговорочного провала становились все более несбыточными. Но вовсе не это распаляло его сознание, и даже не то, что тот ютится в общежитии и подрабатывает в ночном клубе барменом. Андрей Иванович закипал, словно масло на раскаленной сковородке, зная, что мать помогает ему материально. Она брала из семейного бюджета энную сумму и отсылала маленькому Ники, ни минутой не помышляя, что супруг уже в курсе денежных манипуляций и с трудом сдерживает негативное мнение на этот счет. Последние слова, сказанные Ником в сердцах, звучали с той же злорадной отчетливостью в его голове, и он каждый день засыпал с вопросом: почему сын считает отца безучастным в своём воспитании!?

Со временем горечь обиды притуплялась, уступая место невыносимой тоске, вызванной аскетичным молчанием телефона. Андрей Иванович до последнего надеялся, что сын одумается, позвонит и попросит прощения. Он очень любил его…Правда, в душе… в самой глубине души… а разум, напротив, отвергал наличие сентиментального чувства. Им руководствовали гордыня и застарелый эгоизм.

Так шли годы, а Ник, обиженный непониманием со стороны родного человека, по-прежнему не собирался идти на примирение. Он слишком увлёкся тем, что происходило в его собственной жизни, что совесть его ничуть не мучила, особенно теперь, когда разум находился во власти таинственной незнакомки.