С рождения седеющие, словно застывшие в дыбе волосы, узкие с огненно-красными зрачками веющие ужасающей дрожью глаза и серая могильная бледность резко выделяли их среди обычных людей, как рысь среди тигров, как волка среди собак. Не согласный с богом Тенгри, Тамык создал, как он сам считал, совершенных по красоте существ, но рожденные во зло живому чародеи не знали многих чувств знакомых человеку: доброты, сочувствия, восхищения. Черные сердцем, с холодной кровью, пери были созданы для черных мыслей против природы и человечества.

Самыми искусными колдунами были женщины-пери. Они умели складывать чарующие заклинания, ритмы слов которых уводили путников в сторону от караванных путей, – участь таких несчастных была страшна.

Когда-то перианский царь Зар, опасаясь что его племя найдя заветные слова в Бессмертие, перестанет считаться с царской властью, собрал на сход всех тех, кто знал путь из слов в Тамык, холодную страну мертвых, и, записав в шести книгах секреты слов самых великих жалмауз-кемпир, умертвил их, присвоив право на особые, записанные знания за избранными. Из-за этого среди ваятелей словес разразилась большая война, но Зар, обладая знаниями из книг, изгнал несогласных за море, на далекие острова. Знания, запертые в книгах, стали называть “царской магией”, они помогали держать в повиновении тех, кто искал Бессмертия в холодных пропастях их бога – Тамыка.

Изгнанные когда-то тысячи лет назад из мест обитания людей пери уже сотню лет небольшими царствами возвращались к центру земли, к соседству с людьми, в Великую степь, особой, отдельной ветвью жизни.

Жестырнаки, к которым попала Умай, очень торопились уйти из мест, где полно пери, к безопасным горам Кичитау, туда, где в скальных пещерах и норах жили соплеменники. Здесь же, во владениях чародеев, когтистым существам меньше всего хотелось встречи с коварными, жестокими врагами, и, передавая друг другу хрупкую ношу, завернутую в одеяло, они бежали без остановок, стараясь быть незамеченными.

“Человеческая девушка” – как ее называли когтистые существа – была необычна, и это сразу отметили равнодушные к человеческой красоте жестырнаки. “Отдадим ее Туяку в знак примирения, пусть съест ее один, а нам за это будет от него благосклонность”, – решили они.

Но жестырнаки, осторожные охотники, не знали, что пути их пересекутся с дозорным отрядом пери. Людоеды успели лишь бросить поклажу, потянуться к колчанам, как были перебиты острыми стрелами с отравленными наконечниками, раненые добиты копьями.

Джанга, один из молодых пери, заметил завернутую в одеяло ношу, разрезал веревки, и перед отрядом дозорных колдунов предстала, сверкая вплетенным в косы солнечным лучом, растерянная Умай. Каждому из дозорных захотелось забрать себе золотоволосую девушку, и между ними разгорелся спор.

– Я нашел ее и разрезал веревки. Она моя! – горячился Джанга.

– Ну и что! Я сразил двоих жестырнаков. Я тоже имею на нее право.

– И я имею право! – кричали другие. – Давайте кинем жребий.

Барен, старшина дозорных, был опытным воеводой, он знал, чем кончаются споры, когда в жестоких руках острое оружие.

– Послушайте! – крикнул он. – Мы, кто находится здесь, сыновья пяти славных перианских родов, если перессоримся здесь, сейчас из-за этой барыни, недоверие и вражда опять поселятся между нами… Поедем к озеру Бурабай, и там, в присутствии царствующего Ульбе, вы решите свой спор в состязании!

Тамуз проснулся от крика выпи и поднялся на ноги. Солнце уже давно золотило рассвет на зеленых копьях молодого камыша, серебро озерной глади манило освобождением от остатков усталости и сна. Скинув одежду, войдя в воду, Тамуз погрузился с головой, преодолевая обжигающую холодность зеленоватой толщи, а когда вынырнул, увидел на берегу девушку-жестырнак. Она сидела рядом с его одеждой и грустно улыбалась.

– Кто ты? – спросил Тамуз.

– Ты идешь за мной от самой реки, – ответила та низким грудным голосом. – С первого взгляда я узнала тебя, а полюбила еще раньше… Ты снился мне. И я знала, что мы встретимся…

Тамуз смутился, не зная, что ей ответить. Жестырнак тоже молчала, глядя на человека с грустью и отчаянием.

– Мои сородичи унесли твою девушку? – наконец-то произнесла она.

– Да! – выкрикнул опомнившийся Тамуз. – Где она?

– Сейчас нет смысла скрывать, – как будто самой себе проговорила сидевшая на берегу и прикрыла глаза, вытирая набежавшие слезы. Острые с медным отливом когти-ножи сверкнули и отразились бликами в воде. – Мои сородичи вчера перебиты стрелами ненавистных пери, а твоя невеста увезена ими, наверное, к Синим горам, к озеру Бурабай…

– Отвернись, – попросил человек. – Мне надо одеться…

Молодая жестырнак отвернулась, но продолжала говорить.

– Ты давно снишься мне, а я верила и ждала… Сейчас ты пойдешь на смерть, за той, другой, а я не знаю, как тебя удержать… Я буду идти за тобой, и ты не сможешь от меня избавиться. – Она заплакала, и ее человеческие рыдания перешли в унылый вой дикой кошки. – Останься со мной, ведь я люблю тебя…

Последние слова остро напомнили Тамузу Умай, как радостно забилось его сердце от ее признания, как осветилась она рассветным лучом солнца… Но сейчас, кроме жалости и растерянности к этой плачущей девушке-жестырнак, он ничего не испытывал.