Меня охватила паника. Я чувствовал себя навеки заточенным в комнате, перед черным экраном. А в это время, за стенами дома, неистовым потоком несется жизнь. Я достал пиво из холодильника.

Пришло время действовать, подзаработать немного баксов. Жаль, у латиноса не нашлось для меня заказов. Я бы не отказался провести первую ночь в Голливуде на вечеринке с женщиной и в роскошной обстановке. Но, сказать по правде, этой ночью мне больше хотелось окунуться в уличную проституцию.

Так что…

Теплая ночь, в животе еще несколько банок пива, губы сжимают сигарету. За домом находилась парковка. Ее бетонное покрытие, освещенное розовым светом, выглядело очень чистым, ни единой пылинки, казалось, там даже лежать комфортно. Иногда по ночам весь Лос-Анджелес выглядел так – словно раскрашенный аэрографом, с оттенком пастельных красок, так и хотелось его погладить.

Я быстро проехал бульвары Закатов и Голливудский и припарковал машину неподалеку от одной из центральных улиц. Когда я слился с толпой шлюх, то почуствовал себя юнцом. Цвета, звуки, запахи, чертово освещение, сам воздух, я с детства не испытывал такой остроты ощущений. Я смотрел, как клиенты на полчаса оставляют привычную жизнь и ныряют в это сточную канаву, наполненную мясом. Вот они, истинные цвета, малыш. Вот, что из себя представляет этот мир. Вот, каким он будет двадцать четыре часа в сутки, если исчезнут все ограничения. Я чувствовал себя обдолбанным, хотя и не принимал наркотиков. И в таком состоянии мне пришла в голову мысль, что этот срез общества ничем не хуже остальных, а может и лучше, потому как гораздо честнее.

Но я понимал, это не так, только один срез общества имел ценность – тот, что выше всех. Я покинул яркое сборище шлюх и направился в злачную часть города, у меня быстро улучшилось настроение.

В прошлый раз я струсил, но это было давно. До встречи с Рексом и парочкой, живущей среди холмов, до латиноса и женщины, которая заплатила мне за то, что я на нее проблевался, до Джоя и его рассказа о человеке в черном «Ягуаре».

Все сработало, как часы. К тротуару подъехал «Форд». Хорошо, парень в машине меньше меня, его легко будет избить, если что-то пойдет не так. Я подсел к нему. Он сразу принялся скулить.

– Ты знаешь, где можно уединиться? Я не люблю заниматься этим в машине.

– Езжай дальше по дороге. Здесь всем наплевать.

– Я не хочу в машине. Я не люблю, когда смотрят.

– Никто не будет смотреть.

– Будут. Соберутся человек десять и начнут дрочить, пока мы занимаемся. Я знаю, такое уже бывало. Я не собираюсь устраивать бесплатное шоу. Я хочу сказать. Знаешь, куда мы могли бы поехать?

– Да, знаю. Сверни тут налево.

– О, спасибо. Я не хочу доставлять неудобства, просто не хочется здесь.

Мы поднялись по Ла Бреа и пересекли бульвар Закатов. Через две улицы от Голливудского бульвара начались ряды старых офисных зданий – все невысокие, шесть-семь этажей окислившегося камня. В одном из них цокольный этаж заколотили досками, но в углу крыши виднелась пожарная лестница из темно-серого чугуна. Как-то раз меня сюда привели Карен и ее дружки – устроили посиделки вокруг костра, сожгли кучу ящиков из-под апельсинов, пили и принимали наркотики. Тогда мы славно повеселились и получили море удовольствия. Да, сэ-эр прямо под открытым небом.

Парень осторожно припарковал машину, тщательно проверил, все ли замки закрылись и стоит ли сигнализация. Поднимаясь по лестнице, он то и дело оглядывался, словно боялся, что в темноте его поджидает моя банда. Он сильно нервничал. Но у меня сложилось впечатление, что чувство опасности было для него неотъемлемой частью всего действия. Ему хотелось подойти к краю, сделать нечто очень плохое.

Добро пожаловать в клуб, дружище.

На крыше в самом центре стояла маленькая будка, возможно, это была лифтовая кабина, возможно еще что-нибудь. Она идеально подходила для того, чем мы собирались заняться. Есть где спрятаться, есть стена, на которую можно опереться. Царивший в будке мрак, полностью поглотил нас.

– Ты уверен, что никто сюда больше не поднимется?

– Место надежное. Не волнуйся.

– Хорошо.

Парень кивнул головой, словно в знак последней отмашки.

– Сколько?

Как ответить? Следовало посоветоваться с Рексом. Уличная проституция отличалась от услуг, где заправлял Латинос. Сильно отличалась. Карен получила тридцать тысяч за почку. Сколько может стоить мой член и ложечка спермы?

– Чего ты хочешь?

Парень неуверенно посмотрел на меня, долго решаясь попросить.

– Может минет?

Я пожал плечами.

– Как хочешь.

– А потом ты меня трахнешь.

– Семьдесят пять.

– Хорошо.

Он достал деньги и протянул их мне. По его голосу было непонятно, много я запросил или мало.

Мы подошли к стене. Он хотел поцеловать меня, но мне этого не хотелось. Я оттолкнул его лицо и потянулся к ширинке. Было очень необычно прикасаться к другому мужчине. Я думал, это все равно что подрочить, но все оказалось совсем не так. Теперь я понял, что чувствует женщина, когда держит яйц. Они оказались гораздо плотнее, как мешок с песком. Я вытащил его член, на ощупь он напоминал резиновую сосиску. Я не воспринимал его, как часть организма, вообще как часть его.