Помощник палача, маленький мальчик в таком же одеянии, принес ему металлическую воронку, которую старик небрежно закинул в торчащий край трубки. Мальчишка убежал на мгновение в коридор к огню, чтобы принести металлический кувшин, шипящий и нервно булькающий. Масло действительно кипело, даже теперь, когда было снято с огня.

Девушка еще раз дернулась, но палача это не смутило. Он перехватил кувшин, защищая свою руку толстой перчаткой, и безжалостно залил масло в воронку.

Мэдин наблюдал, как исказилось прекрасное лицо, побелело, но девушка продолжала смотреть на него с отчаянной мольбой, словно он мог что-то изменить.

Пахло паленой плотью, этот запах Мэдину был хорошо знаком. От него он сразу вспоминал детство, подступал приступ тошноты, но он не двинулся с места, глядя на нее, видя слезы падающие вниз.

Жалости в нем не было, сожаления тоже.

– Можете поиметь ее лживый рот, пока она еще жива, - произнес он страже холодным тоном и вышел, забирая со стола дежурного открытую бутылку рома и осушая ее на ходу.

В темничном коридоре эхом раздался глухой стон женщины, изо рта которой вынули кляп, вот только кричать она уже не могла, а Мэдин не смог бы ни смотреть, ни терпеть эту мерзкую тошноту.

Когда Мэдин пришел к брату, то едва стоял на ногах, его так откровенно шатало, что Антракс подорвался с места, чтобы его поддержать. Правда, стоило Мэдину заговорить, и причина состояния стала очевидна, он был невозможно пьян, чего с ним обычно не случалось.

– Я должен тебе признаться, - сообщил он, цепляясь в плечи брата.

Язык его заплетался, но он с решимостью смотрел в прорези маски Антракса.

– Я столько лет молчал, но сейчас я сойду с ума, если не скажу…

Мэдин набрал полную грудь воздуха и вдруг выдал:

– Твою мать убил Мерид Шад, мой дядя, и вообще это все затеяла моя семья, чтобы посадить на трон меня, понимаешь? Прости меня.

Он приблизился и положил голову на плечо Антракса.

– Умоляю, прости меня, я не хотел рождаться первым, вот, правда.

Антракс рассмеялся.

– Мэдин, я все знаю. О чем ты? Я все видел своими глазами и все помню.

Старший отшатнулся, словно его окатили кипятком.

– Но ты же говорил…

– Мало ли что я тебе говорил. Хотелось бы не помнить, но я помню все, вот только, причем здесь ты? Очнись, нам обоим было по семь лет, и мы оба совершенно ничего не решали. Твоя семья решила, но тебя же никто не спрашивал, так за что мне тебя прощать?

Мэдин схватился за голову.

– Ну тебя к черту, вечно ты все знаешь и понимаешь, аж бесит!

Он оттолкнулся от закрытой двери, оперся на мгновение о плечо брата, чтобы пройти вглубь комнаты.

– А я убил их обоих и знаешь…

Мэдин шлепнулся на диван.

– Не делай детей абы кому, слышишь? Вот вообще, никогда и ни в коем случае, хорошо?

Антракс откровенно рассмеялся.

– Это ты мне говоришь?

– Тебе. Ты ничего не знаешь о коварстве женщин, совсем, твоя мать была сущим ангелом.

Его кренило в бок, и он не сопротивлялся, укладываясь на небольшом диванчике, на который при всем желании не помещались его ноги. Мгновение он пытался все же их пристроить, а после закинул одну на подлокотник, а вторую оставил на полу, закрывая глаза.

– И Лил твоя - полная дура, безобидная дура, а мне везет на откровенных сук и все потому, что мать моя именно такая, - бормотал он засыпая. – Ты прости меня за то, что я старший и здоровый, как конь.

Антракс смеялся.

– За это прощаю, а за то, что ты собрался спать на моем диване – нет.

Мэдин отмахнулся, ворча что-то невнятное, и просто уснул.

Антракс же просто покачал головой и вернулся к своим делам, не забыв, правда, поставить возле дивана бутылку с отваром.

2. Наследники Эштара (3)

Антраксу было не до эмоций Мэдина, да и углубляться в воспоминания о событиях двадцатилетней давности не было никакого смысла. Вместо этого он дописал письмо графу Ливелю, оставляя все распоряжения относительно своего имущества на родине матери и сам отправился в архив, чтобы отдать его первому секретарю.

– Как обычно, отправить с гонцом в Авелон и отдать лично в руки, - сообщил он, положив письмо на стол.

Молодой человек кивнул, мгновенно принимая письмо, запечатывая его и ставя печать с гербом, вот только не королевской семьи Эштара, а с гербом семьи Лен дер-Валь с оленем.