И поменять постельное белье на двуспальной кровати.

— Что-то сладкое, — сказала Кизия семь часов спустя. Она слизнула с указательного пальца каплю соуса, приготовленного Шкафом по отцовскому рецепту, пытаясь разгадать секрет его необычного вкуса. О некоторых составляющих она уже догадалась. — Это явно что-то… сладкое.

— Сладкое — понятие растяжимое, киска, — ответил хозяин, отгоняя муху ленивым взмахом руки.

Начинало смеркаться. Кизия и Шкаф сидели на задней веранде его маленького домика. Хотя большую часть дня температура воздуха держалась на уровне тридцати градусов, легкий ветерок навевал прохладу. И доносил из парка голоса играющих детей.

— Кукурузный сироп, — предположила Кизия, решив, что жженый сахар был бы слишком простым вариантом.

— Не-а.

— Патока.

— Нет.

— Мед?

Шкаф покачал головой.

Она уже исчерпала все свои идеи. Сладкое… сладкое…

— Персиковый сок!

Шкаф от души рассмеялся.

Кизия теребила нижнюю губу, глядя, как он веселится. Она редко видела его таким раскованным. А сама…

И вовсе я не напряжена, — сказала себе Кизия. Скорее возбуждена. Насторожена. Словно в ожидании чего-то. Этим прекрасным вечером все ее чувства обострены до предела.

Даже слух стал острее чем прежде. Как иначе объяснить свою способность замечать малейшее изменение сердечного ритма.

Вот и опять сердце забилось быстрее. Стоило только взглянуть на широкоплечую фигуру Шкафа, на его узкие бедра и длинные ноги. Его темная кожа в угасающем солнечном свете блестит, словно полированное красное дерево.

— Сдаешься? — спросил он, понизив голос.

Кизия подняла глаза, чувствуя нарастающий внутри жар.

— А подсказка?

Он глубоко вздохнул. И коварно улыбнулся.

— Это можно пить.

— Чай.

— Не-а.

Кизия склонила голову набок, качнув золотыми сережками. Это не вино, — подумала она. Шкаф рассказывал, что в восемнадцатилетнем возрасте его отец дал зарок не употреблять спиртного и был верен своей клятве всю жизнь.

Спустя несколько секунд она назвала один напиток, который, по слухам, был не чем иным, как газированным сливовым соком.

— Как тебе только в голову пришло, — ухмыльнулся Шкаф. — Мой папа родился и вырос в Атланте. Секрет его соуса был и остается сугубо местным.

Атланта.

Что-то местное.

Может…

— И ты хочешь сказать, что полил эти ребрышки кока-колой?

Шкаф поднял руки, подтверждая ее правоту.

— Никогда бы не догадалась, — честно призналась она.

— Мало кто может догадаться. Ведь я еще добавляю щепотку красного перца.

— А в чем секрет твоего картофельного салата? — Кизия попыталась вспомнить что-то типично южное. — Овсяные хлопья?

— Иди сюда. — Он поманил ее пальцем. — Я скажу на ушко.

Кизия повременила пару секунд. Затем придвинулась ближе к Шкафу.

Он наклонил к себе ее голову.

Ее ресницы дрогнули.

Он прошептал всего два слова, согрев ее кожу теплым дыханием.

— Гм… — Кизия вздохнула, наслаждаясь ощущением близости.

И только потом поняла, что он ей сказал.

— Из магазина? — повторила она, широко раскрыв глаза и уставившись на него с притворным возмущением. — Ты посмел накормить меня салатом, купленным в магазине?

— Боюсь, что так, киска. — Шкаф нахально усмехнулся. — Картофельный салат показался мне слишком простым блюдом, чтобы за него стоило браться. Что сказать? Я из тех людей, которые не могут готовить еду без риска.

Кизия фыркнула.

— Не поняла.

— Это началось еще в те давние времена, когда мужчины охотились, — поведал он серьезным тоном. — Когда можно было добыть еду или самому стать жертвой. Когда обедающий мог запросто превратиться в чей-то обед из-за неосторожности.

— Когда у потенциальных кушаний были зубы, — подыграла ему Кизия.

— Вот-вот.

— И поэтому ты нуждаешься в… э… дозе адреналина перед тем, как приступить к готовке.

— Ага. — У Шкафа заблестели глаза.

— То есть, тебе обязательно нужен мангал.

— Или эти большие, острые ножи.

Кизию разобрал смех. С хохотом она прижалась к Шкафу, обхватила его за талию. Его левая рука скользнула по ее груди. Кизия придвинулась еще ближе.

Ее смех перешел в сдавленное хихиканье, а затем — в длинный, глубокий вздох.

— Похоже, ты не восприняла мою теорию приготовления пищи с тем уважением, которого она заслуживает, сестренка Кэрью, — пробормотал Шкаф через несколько секунд, коснувшись губами ее курчавым волос.

Она слегка отстранилась, запрокинула голову, чтобы видеть его лицо.