И глаза. Те самые, от которых так сходили с ума придворные дамы королевского дворца Лидуса. Те самые, в которых тонули девушки даже в те времена, когда он выглядел беспомощным уродцам.

Имено благодаря этим глазам Хаджару удавалось выдавать себя на ярмарках за великого зверя, заточенного в теле калеки и уродца.

У гиганта были такие же.

Но надо было взять себя в руки.

Народ Фае всегда говорит лишь правду и потому каждый из них является непревзойденным лжецом.

– Прошу меня простить, достопочтенный потомок богини Дану, - на этот раз Хаджар не поклонился, а лишь обозначил этот жест кивком головы.
– Но за последнее время меня так часто называют “братом” люди, которых я никогда не видел, что я отношусь к этому с некоторым скепсисом и…

И Хаджара прервал смех, от которого в прямом, а не переносном смысле, задрожали стены пещеры. Цепи, сковавшие великана, дрожали и звенели.

Но эти звуки металлической какофонии каким-то чудом смешивались со смехом великана и порождали симфонию, похожую на стук военных барабанов.

– Каркает воронье, милый мой сын, над камнем старинного дома, - вдруг прошептал фейри.
– и южные ветра обдумывают вечные ручьи принося с собой холодные зимы.

Хаджар отшатнулся.

Спину прошиб холодный пот. Пальцы слегка дрожали, а самому Хаджару казалось, что он тонет.

Первую строку ему часто говорила родная мать - Королева Элизабет. Когда они навещали могила бабушки и дедушки по отцовской линии, то она, оставляя на надгробиях полевые цветы, шептала эту строку.

Вторая же фраза, про южные ветра, принадлежала его учителю - Южному Ветру.

Человеку… человеку, которого пригласила во дворец его родная мать. Человеку, который пожертвовал всем, что у него было, чтобы отыскать юного принца.

Отдал собственную жизнь.

И, как бы Хаджар не любил старого Мастера, обучавшего его мечу, но тот остался служить Примусу… И так поступил бы любой слуга. Ибо короли меняются, а слуги остаются.

– Как… кто…

– В этой старой песне есть и продолжение, Северный Ветер, - синие глаза гиганта встретились с такими же, принадлежащими Хаджару.
– перья ветра ворота откроют и руки с когтями дитя заберут. С душой половины и взглядом старинным, они к воронью его приведут.

Хаджар вспомнил слова Хельмера. Демона, который, как выяснилось недавно, оберегал Хаджара те долгие годы, что он провел в мире Земли.

– И дважды рожденный с нерожденным схлестнутся и старая песня закончит свой ритм, - по щекам великана вдруг протекли две дорожки слез.
– если ты здесь, дважды рожденный Северный Ветер, значит последний король уже проснулся, а древние стены рухнули.

И, будто из-под пелены тумана, Хаджар вдруг увидел девушку, стоявшую рядом с белым львом или тигром. Зверь застыл во мраке бесконечной вселенной. Созданный из света, с глазами в виде вселенных, а когтями - лучами далеких звезд.

Именно так Хаджар увидел, впервые, Хранительницу, которая стерегла Мир Духов. Места, к которому его привел Степной Клык.

И её слова вновь прозвучали в голове Хаджара:

“Зачем ты пришел сюда, Северный Ветер? Время пасть Горе Черепов еще не пришло. Время горшечника еще не пришло. Пламя еще сокрыто в углях. Горн не пропел свою песнь. Не рухнули древние стены. Не распались цепи. Не проснулся Последний Король. Так зачем же ты пришел?”

А затем Хаджар вспомнил слова Древа Жизни.

О том, что его погибелью станет тот, кто не был рожден.

– Когда-то, маленький ребенок, мы были сильны, - продолжал шептать великан.
– наши песни звенели по всем четырем мирам. Мы, стражи Горы Черепов, несли свою службу и…

– Горы Черепов? Места, где закован первый из Дарханов?

– Именно, - гигант хотел было кивнуть, но цепи ему не позволяли.
– Иначе как ты думаешь в родословной твоей матери оказался осколок его черной души? Мы, те кого выбрали все четыре мира - люди, духи, демоны и боги. В наши руки вложили оружие величайшие воины. Наши сердца зажгли мудрецы. Наши тела создали из всех стихий, которые можно найти под светом Ирмарила и Миристаль.

Ирмарил и Миристаль… Хаджар уже слышал эти имени. Из песен его матери. Когда-то давно Ирмарилом называли солнце, а Миристаль - его возлюбленную, самую яркую звезду на небосклоне.

И была песня о том, как на войне с Черным Генералом, Миристаль, сошедшая в виде прекрасной воительницы, была повержена первым из Дарханов.

С тех пор имена светил были забыты и написана песнь “Плач Ирмарила” о четырех веках, когда властвовала бесконечная ночь.

– Кто ты, достопочтенный великан?
– спросил Хаджар. Он уже не понимал, то здесь происходит.
– И почему ты здесь закован?

Гигант снова засмеялся и вновь дрогнули стены.

– В ответе на второй вопрос, юный Северный Ветер, хранится ответ и на первый. Слушай внимательно, ибо если ты стоишь здесь, что моя цена оплачена и ничто больше не сдерживает меня, чтобы встретить праотцов, -великан вздохнул и его взор слегка помутился. Как у любого, кто смотрит внутрь себя.
– Я был последним из тех, кто охранял проход к Горе Черепов. Мой род, некогда великий и могучий, которому не было равных среди четырех миров, сгинул. От болезней души и тела. От хвори разума. Мы исчезали. Постепенно, тихо, понемногу, но исчезали. И когда я остался последним, то не нашел ничего лучше, чем заключить сделку с демоном.