«А я люблю тебя», — всплыла другая его фраза. В эти слова он действительно вложил чувства. Очень редко она видела его таким: открывающим себя, снимающим стальную броню характера и цинизма, уязвимым.

Зеркало отразило растерянные глаза девушки, ее омрачившееся лицо. Поверить ему? Еще раз? Можно, но… Если действительно любит уже давно, то где была его любовь в тот вечер, когда он смеялся над ее девственностью? А когда он так ядовито, презрительно, холодно говорил с ней в ту их встречу в кабинете Игоря Пятигорского? Когда сегодня буквально навязал свою компанию, припер к стене, целовал, не спрашивая ее разрешения? В чем вообще проявляется его любовь? В том, что попросил прощения за свой вполне осознанный поступок? Что пять лет якобы сохранял это чувство, не мешающее ему, к примеру, спать с другими, жить в свое удовольствие? В том, что стал действовать не напрямую, а сменил тактику?

«Вот что он задумал, — Станислава шлепнула ладошкой по столешнице, в мраморную имитацию которой были вделаны раковины. — Ловко провернул! Не напирал, дал мне время снова привыкнуть к нему, снова узнать его, понять, что мне нравится быть с ним, что он по-прежнему цепляет меня, дорог мне, а потом — решительный наскок, и жертва уже в ловушке. Каков хищник, а!»

Вновь вернулись гнев и досада, Стася принялась кусать губы, нервно проводить ладонями по бокам и бедрам, расправляя юбку, которая и без того сидела безукоризненно.

«Надо выходить. Хватит тут кипеть в одиночестве, — твердила себе девушка, согнувшись над раковиной посредине, уперев руки в края столешницы. — Иди и выскажи ему всё это. Теперь твоя очередь плюнуть в него ядом».

Дверь распахнулась, заставив Стасю вздрогнуть и оцепенеть. Вопреки ее ожиданиям, в туалет вошла женщина, за ее руку держалась белокурая девочка лет четырех. Обе, обсуждая какие-то игрушки, прошли к кабинкам, а Станислава, накинув пальто, вышла в торговый центр. Конечно же, Ледянов ждал ее прямо напротив двери.

Скользнув по нему холодным взглядом, Стася зашагала дальше по проходу. Слепящее освещение витрин бутиков, белые, безглазые и безротые головы манекенов, куртки, пальто, шляпы, шапки, галантерея — всё однотипное, стандартизированное, глянцевое. Куда идти? Где указатели, в какой стороне искать выход? Всё, что Осеева знала: они где-то на первом этаже.

Девушка быстро шла вперед, надеясь, что скоро покажется или табличка со стрелкой, или же сами двери. Над ухом прозвучало, немного угрожающе даже:

— Так что ты мне ответишь?

Стася тут же остановилась, пожалев, что эту сцену, которую лучше бы оставить лишь между ними, сейчас увидят многие любопытствующие посетители торгового центра. Что ж, это его выбор, не ее. А ей безразлично, здесь и сейчас или где-нибудь в тихом закутке улицы.

Развернувшись, Станислава с ледяным спокойствием посмотрела в такое же заледеневшее и спокойное лицо мужчины.

— А как ты думаешь, что я должна ответить после всего того, что между нами произошло?

— Что? — с наигранным терпением и неведением поинтересовался Слава.

— Как думаешь, что я могу ответить после тех твоих слов, заставивших почувствовать себя жалким ничтожеством, наивной дурой и идиоткой из Средневековья? — продолжила Стася, чувствуя, как задыхается от вновь поднимающихся боли и ярости.

Ледянов сурово сдвинул брови:

— Я всё объяснил тебе десять минут назад. Да, я виноват. Не сразу понял, что ты — мое сердце, что люблю тебя. Поэтому в тот вечер, пардон за неделикатность, за меня говорил мой член…

— Как мило, — язвительно перебила его Станислава. — Оправдывать собственные поступки физиологией. Возьму на заметку. А твои шуточки и выпады тогда? Про филолога, неожиданно подвизавшегося в рекламном бизнесе, и другие едкие замечания? Твои звонки, сообщения, махинации с этим проектом? Тоже этим же оправдаешь?

— Меня до бешенства доводили твоя холодность, равнодушие, упрямство! — прорычал мужчина. — Пять лет не виделись, я чертовски рад, что тебя нашел, а ты? Не слышишь, не видишь, не воспринимаешь. Варишься в своей обиде. Ведешь себя так…

— Веду себя в соответствии с тем, как мы расстались!

— Мы не расставались. Ты просто сбежала!

— Ты меня в помоях вывалял. Я должна была на вторую порцию остаться?

— Да я не соображал тогда! А потом хотел предложить тебе расписаться. Извиниться собирался, только тебя уж и след простыл!

— Ложка дорога к обеду, Ледянов, — процедила Станислава, шагнув к нему, с бешенством вглядываясь в почерневшие от злости глаза. — Сначала надо было говорить о любви, предложение делать, а потом уж в постель тащить!