Родственные связи были использованы в том числе и для организации службы. Дворовая тетрадь строилась по фамильному принципу. Семьи дворовых были сгруппированы вместе, образуя большие фамильные, а в ряде случаев и родовые «гнезда» [169] . Эта структура отражала, по-видимому, особенности устройства службы, имевшей наследственный характер. Организация обеспечивала круговую поруку, облегчая учет и мобилизацию служилых людей. Чем больше в нее вовлекалось людей, тем проще было выполнять контроль над каждой отдельной группой.

Наличие горизонтальных служебно-родственных связей подтверждается на примере Колычевых. Представители этой фамилии часто были задействованы в выполнении одних и тех же служб. В 1501 г. М.А. Колычев впервые получил воеводское назначение во время похода на «немцы» под предводительством своего дяди И.А. Лобана Колычева. В 1508 г. братья М. и И.А. Черные Колычевы были воеводами на Великих Луках. В злополучной Оршанской битве 1514 г. принимало участие сразу несколько Колычевых: И.А. Черный, И. Пупок и его братья В. и А.С. Колычевы [170] .

«Родство» проявлялось не только на горизонтальном, но и на вертикальном уровне. Многие должности в структуре Государева двора быстро стали передаваться по наследству. Этот процесс не был легитимизирован, но дефакто получил распространение как традиция, основанная на прецедентах. Наследственный характер приобрели места в Боярской думе. Своеобразная «очередь» на получение думных чинов в соответствии с заслугами предков и местом в системе родового старшинства видна при анализе «боярских» частей отдельных рубрик Дворовой тетради. Лидеры фамилий выступали как «локомотивы» для остальных родственников, предопределяя их карьерный рост.

Появление выдвиженцев великих князей в боярской среде вело к увеличению числа членов Боярской думы, не нарушая в целом сложившегося порядка. К середине XVI в. выделилось достаточное число фамилий, претендовавших на места в Боярской думе. По наблюдениям А.М. Клеймола, в Боярской думе первой половины XVI в. 40,7 % всех бояр и окольничих получили свои звания «по наследству» от своих отцов. Еще 25,4 % находились с ними в близком родстве. Н. Коллман обратила внимание на порядок передачи думных званий. В первую очередь звания бояр и окольничих получали младшие братья, вслед за ними старшие сыновья старших братьев и т. д. [171]

Внутри отдельных фамилий стали сосредотачиваться различные дворцовые и придворные должности. Должность конюших постепенно в руках у Челядниных. Конюшим в начале XVI в. был И.А. Челяднин. В 1539 г. конюшим был его сын Иван. Следующим конюшим стал И.П. Федоров, женатый на дочери В.А. Челяднина [172] . С.И. Воронцов во втором десятилетии XVI в. выполнял обязанности дворецкого. В 40-х гг. XVI в. И.С. Фока Воронцов был тверским дворецким, его брат Федор Демид – углицким, а племянник В.М. Воронцов – дмитровским. Подобным образом И.Н. Бутурлин был дворецким Великого Новгорода, а А.Н. Бутурлин – Нижнего Новгорода. Наконец, И.И. Меньшой Жулебин служил новгородским дворецким, а его сын – дмитровским [173] .

Наиболее отчетливо тенденция закрепления должностей в кругу отдельных фамилий проявилась среди казначеев, что было связано со специализацией этой должности. В конце XV – первой половине XVI в. казначеи назначались из представителей семьи Ховриных. Казначеем в 1470–1480-х гг. был В.Г. Ховрин. В конце XV в. его сменил на этой должности сын Дмитрий, который, в свою очередь, передал ее племяннику П.И. Головину. И.И. Третьяков-Ховрин, начавший свою деятельность на должности печатника, в 30-х гг. XVI в. также стал казначеем [174] .

Должность оружничего в середине XVI в. от своего отца А.М. Салтыкова «унаследовал» Л.А. Салтыков. Среди ясельничих были Г.А. Дровнин и его сын Василий [175] . Еще в середине XV в., по родословным данным, великокняжеским постельничим был И.В. Море Сорокоумов. Позднее должность постельничего перешла к его племяннику И.Д. Боброву. Среди представителей этой фамилии постельничим был также К.А. Бурунов. Ф.В. Большой Кокошкин Сорокоумов служил постельничим у Дмитрия Углицкого. Среди Мансуровых Яков Иванов с 1513 г. был постельничим. После опалы эту должность заняли его племянники А. и Л.В. Мансуровы. А.А. Зимин отметил также определенную преемственность среди ловчих. Сыновьями ловчих 30-х гг. XVI в. были Ф.М. Нагой и Б.В. Дятлов [176] .

Торжество семейного принципа происходило и у дьяков. Сыновьями дьяков были Р. Алексеев (Полуехтов), Ю.С. Башенин, Г.З. Микулин Гнильевский, а также его сыновья Яков и Василий, В.В. Третьяк Долматов, Н.В. Дылдин, И.В. Жуков, И. Бакака, И. Чудин и Т.М. Карачаровы, И.Т. Клобуков, А. и И.Ф. Курицыны, К. и Н.А. Фуниковы Курцевы, Ф. Посник Моклоков, В.С. Племянников, П.И. Путятин, Е.И. Цыплятев, племянником – И.Г. Выродков, фигурировавшие среди дьяков первой половины XVI в. В это время происходило активное формирование дьяческих кланов, в результате которого некоторые фамилии стали делегировать на эту службу большое число своих представителей (Моклоковы, Путятины, Цыплятевы, Карачаровы, Клобуковы, Фуниковы-Курцевы) [177] . В случае с дьяками эта тенденция сглаживалась возрастающими потребностями государственного аппарата в «приказных людях». Общее количество дьяков неуклонно росло на протяжении всей первой половины XVI в., что способствовало проникновению в состав дьячества новых лиц и фамилий. Преемственность среди дьяков во многом носила условный характер, чередуясь с «дворянскими» назначениями.