Социальная критика психиатрии не ограничивалась чисто историческими работами и абстрактными рассуждениями о роли психически больного в обществе. Тезис о том, что безумие имеет социальную природу, необходимо предполагал, что то, что происходит в самой психиатрической клинике, также может быть полностью описано и объяснено социально. Критические исследования психиатрических клиник ставили под сомнение адекватность психиатрических методов и демонстрировали, что психиатры не в состоянии предоставить работающий механизм опознания психического расстройства, а различие между психически больным и здоровым человеком в действительности определяется социальными факторами.

Одним из наиболее ярких и наглядных примеров исследования психиатрических клиник был эксперимент Дэвида Розенхана [81] , проведенный в 1973 году. Задача эксперимента состояла в том, чтобы проверить, могут ли психиатры действительно отличать психически больных людей от психически здоровых на основании тех симптомов, которые они демонстрируют.

В ходе эксперимента восемь людей разного возраста, пола и профессионального статуса (в их числе было три психолога, психиатр, педиатр, художник и домохозяйка) обращались в психиатрические клиники [82] с одной и той же жалобой. Каждый из пациентов жаловался на то, что слышит незнакомые смутные голоса, которые произносят слова «пустота», «горе» и подобные. Практически сразу после поступления в клинику все псевдопациенты заявляли, что перестали слышать голоса, а также прекращали демонстрировать любые симптомы ненормальности [83] . Тем не менее каждый из обратившихся в клинику получил тот или иной диагноз; в большинстве случаев это была «шизофрения в стадии ремиссии». При этом все псевдопациенты прошли серьезное обследование, и в большинстве случаев госпитализация заняла достаточно длительный промежуток времени.

В ходе последующих экспериментов персонал клиник получал предупреждение, что в ближайшие месяцы к ним могут обратиться псевдопациенты; зная об этом, врачи и персонал оценивали вероятность того, что пациент притворяется. В действительности в этот период Розенхан и его коллеги не направляли исследователей в клинику. Тем не менее за эти месяцы десятки пациентов попадали под подозрение как симулянты.

Первый вывод, к которому приходит Розенхан на основании проведенных экспериментов, заключается в том, что существующие методы диагностики несовершенны. «Любой процесс диагностики, который легко приводит к крупным ошибкам подобного рода, не может считаться очень надежным» [84] . Но значение этих экспериментов состояло не в том, чтобы просто показать, что отдельные методы психиатрической диагностики не обладают высокой степенью надежности. Это исследование позволяло сделать более сильный вывод: в психиатрии в принципе нет собственных работающих методов различения психически больных и психически здоровых людей. Наглядность эксперимента и широкая реакция, которую он вызвал, демонстрировала, что эта проблема очевидна даже людям, которые не имеют прямого отношения к психиатрической практике.

Но если психиатрия не обладает методом различения больных и здоровых, то за счет чего тот или иной человек может быть назван психически больным? Объяснение, выдвигаемое Розенханом, таково: как только человек по тем или иным причинам «назначается» психически больным, все его поведение с этого момента начинает рассматриваться через призму ненормальности. Ярлык «ненормальности» автоматически навешивается на любого, кто пребывает в госпитале: «сама больница навязывает среду, в которой значение поведения легко может быть интерпретировано неверно» [85] ; поэтому не существует адекватных средств, чтобы отличить психически здорового человека от психически больного, если оба находятся в клинике.

Даже если человек в клинике на самом деле здоров, все его действия воспринимаются через призму его «расстройства». Например, псевдопациенты в эксперименте Розенхана вели дневники, где описывали происходящее с ними. Персонал больницы считал ведение записей проявлением «ненормальности». А когда один из псевдопациентов просто прогуливался по больничному коридору, медсестра предположила, что он прохаживается по коридору из-за того, что сильно нервничает. Те же самые действия здоровых людей были бы истолкованы совершенно иначе. Точно так же самая обычная биография человека, который находится в клинике, всегда рассматривается врачами из перспективы его расстройства – и в ней находятся «патологические» эпизоды.

Итак, в результате исследований клиник был выдвинут сильный тезис об отсутствии действительных различий между психическим здоровьем и психической болезнью, которые могут быть выявлены средствами психиатрической науки. Видимая «ненормальность» поведения психически больного часто объясняется тем, что он приобретает «девиантный ярлык» [86] и действует в соответствии с этой ролью. То, что человек получает такую роль, связано с попаданием в психиатрическую ситуацию.

Но если пациенты не отличаются от психически здоровых людей (или, по крайней мере, нет четких методов, позволяющих проводить это различие), то почему некоторые люди попадают в клинику, а некоторые – нет? Ирвинг Гофман, исследуя причины госпитализации, демонстрирует, что у «карьеры» человека в качестве пациента всегда есть социальное начало, связанное с нарушением порядка. «„Личные истории“ большинства пациентов психиатрической больницы документируют отклонения, направленные против тех или иных механизмов, обеспечивающих упорядоченное проживание лицом к лицу: против дома и семьи, рабочего места, какой-то полупубличной организации, например церкви или магазина, какого-то публичного региона, например улицы или парка» [87] . Разумеется, не любое нарушение порядка необходимо приводит к госпитализации и признанию человека психически больным. Однако в случае заинтересованности других агентов и при наличии соответствующих обстоятельств (например, «алкоголика отправляют в психиатрическую больницу, потому что в тюрьме нет свободных мест» [88] ) человек становится пациентом психиатрической клиники.

Исследования клиники показывали, как «создается» психиатрический диагноз и человек приобретает маркер душевнобольного, из-за чего другие впоследствии «видят» все его поведение через призму его «расстройства».

Таким образом, в социальной науке была создана модель, которая объясняла и описывала психическую болезнь, полностью отказавшись от языка самой психиатрии. Безусловно, эти исследования носили резко критический характер и были явным образом направлены на подрыв легитимности психиатрии. По этой причине они были сфокурсированы на проблемах психиатрии, которые иногда преувеличивались.