Все эти науки, и теоретические, и прикладные, содержали, конечно, немало закрытых от широкой публики сведений, и уже сами по себе могли являться инструментом влияния на отдельные личности и целые сообщества. Но самые опасные знания и навыки приобретались курсантами при изучении других, весьма специфических дисциплин.

Дело в том, что рассчитывать на то, что при тайном сборе информации даже в дружественно настроенных к Земле мирах все пойдет гладко, было бы наивным. Добывание необходимой информации не всегда бывает делом пассивным и благородным. Жизнь в чужих мирах сама по себе представляет для человека немалую опасность, а уж попытки выяснить что-то, что местные жители сообщать нам не хотят, либо и сами не знают, либо сами и знать не хотят… Печальных эксцессов случалось немного, но они все-таки бывали.

А целью внедренного агента было не только собрать информацию, но и доставить ее на Землю, оставшись при этом в живых.

Поэтому многие знания и умения, которые давало это учебное заведение, были не просто опасны, они были страшны. Не только самые полные знания о человеке, человечестве и разуме во всех его проявлениях, не только новейшие инженерные разработки и технологии, но и весь жуткий, грязный, подлый опыт человечества, все методы и способы, процедуры и приемы, хитрости и уловки должны были уметь применять в свой работе разведчики… Все, что давало власть над разумным существом и обществом, над ситуацией и процессом, все, что могло способствовать выявлению истины и управлению событиями, и все, что обеспечивало выживание…

Я хорошо понимал, что сколь бы чудовищными ни представлялись бы эти знания и умения, они были вне морали. Это были средства, обеспечивающие достижение поставленной цели. Вопросом морали было другое – определение цели и выбор средств для ее достижения.

Я помнил, с какой горечью, с каким отчаянием говорила Мелисса о «грехе выбора», который приходилось принимать на себя селферам. Я сам впервые столкнулся с этим на Райском Местечке, и теперь еще отчетливее стал сознавать, о каких выборах может идти речь…

Но не все курсанты оказались готовы принять эту неизбежную составную часть их будущей работы. Двое ребят с нашего курса были отчислены почти сразу, через четыре месяца после начала занятий. Ну не смогли они примирить свои представления об устройстве мира с открывшимися им жизненными реалиями! Им хотелось по-прежнему жить в мире простом и ясном, чистом и светлом, и не знать, что бывают миры иные, что случаются смерть и насилие, что в какой-то момент ты должен проделать то, что противно твоей природе и приводит тебя в ужас, что бывает отсутствие выбора, бывает отчаяние от бессилия, что бывает… что много чего бывает.

Но вообще-то курсантов отбирали тщательно. На нашем курсе осталось учиться 62 человека. Распространение биографических данных, мягко говоря, не поощрялось, но я видел, что все они повидали уже немало, побывали в каких-то непростых ситуациях. Среди курсантов были офицеры из десанта и из Дальней Разведки, а также несколько инженеров и научных работников. За годы учебы мы, конечно, неплохо узнали друг друга, но друзьями как-то не стали. Обстановка не располагала.

Надо сказать, что среди курсантов я был в определенном смысле «белой вороной». Будучи моложе практически всех остальных, я имел при этом самое высокое звание. И четыре высших награды Земли тоже меня выделяли. А главное, я был единственным на курсе Потенциалом. Я, естественно, никоим образом не афишировал свое знакомство со многими селферами, и, тем более, особые отношения с Адмиралом. Но, видно, слухом земля полнится, и скрыть, что я – Потенциал, было никак невозможно. Я только надеялся, что никто, кроме генерала Абашидзе, и, возможно, Начальника Курсов, не знает, ЧЕЙ я Потенциал. Но и без всяких слухов меня с головой выдавали некоторые мои способности.

Конечно, те или иные особые способности имелись у многих курсантов. Например, были товарищи, обладавшие отсутствующим у меня талантом к языкам. Но я просто ставил себе в процессор лингво-программы, и ни в чем им тогда не уступал. Или, например, встречались среди бывших научных работников отличные психологи и социологи, и в теории они превосходили всех. Но когда дело дошло до практических занятий по главным дисциплинам – нейролингвистическому программированию и вживанию в чуждую социосреду – мой практический опыт и пси-способности перевесили все их теоретические знания.

Другим весьма важным предметом являлась наука выживания в неблагоприятной среде обитания и в боевой обстановке. В части физических данных я уступал большинству сокурсников, и этот предмет давался мне тяжело, здесь я сначала многим проигрывал. За первые два года мы прошли весь цикл подготовки десантников, а дальше пошло еще хуже. Господи, да курс военной подготовки в лагерях на Альбе времен учебы в Академии теперь я вспоминал с умилением! Но все-таки я выдержал, и к пятому курсу с удивлением обнаружил, что все еще жив и даже практически здоров. Мало того, организм мой в итоге оказался способным выносить то, что, как я думал раньше, вынести могут лишь селферы. И в этом я тоже превзошел всех остальных.

Несомненно, не в одних тренировках тут было дело. Ведь всем управляет мозг, а мой мозг продолжал развиваться. Похоже, я постепенно учился пробиваться, еще не совсем осознанно, к тем подпрограммам собственного мозга, которые отвечали за метаболизм и построение тканей и органов тела…

Но отдаляли меня от товарищей по учебе не только мои особые способности.

На четвертом году обучения началось углубленное изучение иных рас, и ко мне обратилась с необычной просьбой Начальник Курсов, полковник Голда Смушкевич. Она попросила меня рассказать курсантам об операции на Корнезо и о моих личных впечатлениях об этой планете и ее цивилизации. Я не видел причин ей отказать. Договорившись со мной, она обратилась в ГУ и получила вместе с разрешением на этот учебный эксперимент подборку видеоматериалов о Райском Местечке.