Давление, которое оказывали на Югославию США, стремившиеся максимально использовать советско-югославский конфликт в интересах своей глобальной и региональной политики, необходимо было редуцировать, искать возможность использования «американского фактора» в югославских интересах. Заблокировав попытки включить ФНРЮ опосредованно через Балканский пакт в НАТО, югославы сумели использовать для решения территориального спора с Италией вокруг Триеста. Балканский пакт они также в максимально краткий срок трансформировали из военно-политического блока, каким он был изначально задуман и к 1954 г. создан, в союз Греции, Турции и Югославии с целями экономического и гуманитарного развития. К середине 1950-х гг., с началом процесса нормализации, Югославия стала постепенно выходить на мировую арену, реализуя политику «активного нейтралитета», позднее получившую название политики «неприсоединения». Таким образом, Тито пытался, восстановив отношения с СССР и не ухудшив их с США, занять промежуточную позицию в биполярном мире, сохраняя идеологические основы своей новой системы, известной как «югославская модель социализма».

Отношения с Москвой и странами «народной демократии» в 1950–1952 гг. были практически разорваны, притом с некоторыми – даже дипломатические. Власти ФНРЮ были заняты проблемами обеспечения безопасности границ, регистрируя каждую провокацию, создавая их реестр, который затем регулярно представлялся на заседаниях соответствующих комитетов ООН [189] . Также для международной общественности была подготовлена так называемая «Белая книга», составленная как сборник нарушений всего комплекса отношений с приграничными странами – Венгрией, Румынией, Болгарией и Албанией [190] . Интересной в этой связи представляется также информационная записка, подготовленная в конце сентября 1952 г. в аппарате ЦК СКЮ. Озаглавленная «Фазы политики СССР и его сателлитов по отношению к Югославии», она представляла развернутый анализ советской политики за истекшие четыре года, которая характеризовалась как империалистическая и направленная на подчинение Югославии Советскому Союзу. Авторы записки отмечали, что оказываемое начиная с 1948 г. давление на Югославию имело в основе цель сломить ее решимость сохранять свою независимость и самостоятельность и подчинить ее СССР. Такую же политику проводили и страны-сателлиты. Москва стремилась при этом решить две задачи. Первая была направлена на подчинение страны, ее территории и народа, а вторая определялась, как писали авторы записки, тем, что Югославия являлась «психологическим фактором», как пример «непослушания Москве, пример самостоятельной позиции, политики и доктрины, которая нарушала фронт послушных последователей советского империализма и разоблачала империалистическо-бюрократический уклон СССР» [191] . Доказательством «несправедливого и злонамеренного отношения советского руководства к югославской революции» еще до начала конфликта авторы считали отказ Москвы от ее поддержки в 1943–1945 гг., указывая на факты расширения дипломатических отношений с эмигрантским правительством, разделение Югославии на зоны влияния с Британией (50 на 50), попытки вербовать находящихся в СССР военнопленных, а также участников НОД со стороны присланной в 1944 г. советской военной миссии. При этом стоит отметить, что югославские эксперты сознательно не учитывали специфику отношений СССР с западными союзниками в тот период, необходимость внешнеполитического лавирования ради достижения целей войны и послевоенного мирного урегулирования. Послевоенный период до появления резолюции Информбюро и после также делился в справке на два направления. В рамках первого Москва стремилась включить Югославию в свою систему сателлитов, а также поставить ее, как и другие страны, в зависимость от себя. Другое направление, уже после появления резолюции, было связано с попытками поставить во главе КПЮ тех людей, которые помогли бы реализовать первую задачу – обеспечить полное подчинение Югославии СССР [192] .

Годы конфликта показали, что существовавшее стремление югославского руководства к совместному с СССР и восточноевропейскими странами строительству социалистического содружества было прервано в 1948 г. грубой и бескомпромиссной сталинской политикой диктата. Югославское руководство, твердо решившее не идти на примирение на условиях Кремля, пройдя через краткий переходный этап, избрало курс на построение собственной модели социализма, в основе которой лежала концепция восстановления аутентичного марксизма, очищенного от наслоений сталинизма. Вместе с тем при некоторых признаках либерализма эта модель в условиях отсутствия подлинной демократии, многопартийности, оставалась авторитарной однопартийной диктатурой, наследовавшей все пороки этой системы, что при многонациональном характере государства вызвало его распад после краткого периода процветания.

Болгаро-югославские отношения непосредственно после Второй мировой войны определялись курсом на установление тесных связей и развитие сотрудничества. Мотивы у сторон при этом, однако, были разными. Для Софии сближение с Югославией открывало возможность выхода из международной изоляции и рассматривалось как фактор, способный положительно повлиять на будущий мирный договор и дальнейшее развитие страны в семье Объединенных Наций. Югославское руководство считало сближение прологом возможного объединения Македонии в рамках югославского государства и создания Южнославянской федерации, руководимой Белградом.

На протяжении 1947 г. были подписаны важные межправительственные документы, составившие основу болгаро-югославских отношений: Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, конвенция о культурном сотрудничестве, соглашения об экономическом сотрудничестве, об облегчении таможенного режима и подготовке таможенной унии, об условиях перехода границы пограничным населением. Была достигнута договоренность о консультациях по международным вопросам, затрагивавшим интересы обеих стран, об обмене студентами, отправке югославских учителей в Пиринскую Македонию, об открытии в Болгарии магазинов югославской книги и по некоторым другим вопросам. В начале 1948 г. стороны вплотную подошли к решению вопроса о создании югославо-болгарской федерации [193] .

Несмотря на столь важные встречные шаги Софии и Белграда, в двусторонних отношениях имелись и определенные сложности, проявившиеся уже на завершающей стадии войны. Тогда только с помощью советского руководства удалось урегулировать вопрос об участии болгарской регулярной армии, перешедшей в оперативное подчинение 3-го Украинского фронта, в освобождении югославских территорий [194] . Помимо трудного восприятия югославами трансформации вчерашнего оккупанта в сегодняшнего союзника, в послевоенное время корректировки требовали деликатные территориальные проблемы – македонская и отошедших в 1919 г. по Нейискому мирному договору к Королевству сербов, хорватов и словенцев так называемых Западных территорий (в болгарском политическом лексиконе они именовались Западными окраинами), населенных преимущественно болгарами. Советско-югославский конфликт положил начало открытому противостоянию балканских соседей.

Критическая позиция Москвы в отношении Югославии стала известна Георгию Димитрову и Василу Коларову 18 марта 1948 г. в Москве, в день подписания между Советским Союзом и Болгарией Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Болгарские представители были ознакомлены с поступившей из Белграда секретной информацией о расширенном заседании Политбюро ЦК КПЮ, состоявшемся 1 марта. «Доверенное лицо» (это был член Политбюро ЦК КПЮ, министр финансов Сретен Жуйович) через советского посла в Белграде А. И. Лаврентьева сообщало, что на заседании югославские руководители категорически отвергли критику в свой адрес, прозвучавшую на встрече Сталина и Молотова с югославской и болгарской делегациями в феврале 1948 г., и констатировали неблагоприятное развитие советско-югославских отношений (Тито говорил в частности о советском «великодержавном шовинизме»). Был также затронут вопрос и о болгаро-югославских отношениях в контексте планировавшегося ранее создания федерации двух стран. Отметив более благоприятное экономическое положение Югославии и ее больший «авторитет», Тито подчеркнул, что выплата Болгарией репараций Греции станет дополнительным бременем для Югославии и что вообще условия для федерирования «не созрели». Милован Джилас, как сообщил Жуйович, заявил на заседании, что Димитров разделяет позицию югославов.

В Москве болгары оказались в трудном положении. Мало того, что полученная информация стала неожиданной, следовало «правильно» и убедительно отреагировать на нее, поскольку Сталин и Молотов поинтересовались их мнением. Судя по записи В. Коларова, он и Димитров ограничились осторожным заявлением: «Кое-что, возможно, преувеличено, но в целом сообщение вполне правдоподобно… В КПЮ создается опасная обстановка» [195] . Видимо, стремясь сориентировать болгар и рассеять их возможные сомнения, Сталин охарактеризовал позицию Белграда как троцкизм и оппортунизм, попутно «разоблачил» сотрудника МИД Югославии «английского шпиона» В. Велебита и отметил трудное положение расположенного к СССР министра иностранных дел С. Симича. Информировал он также и об отзыве из страны советских советников [196] .