В начале 1949 г., после ряда совещаний, проведенных СССР со странами «народной демократии», был создан Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Югославию в эту организацию не пригласили. В отправленной 1 февраля в Москву ноте правительства ФНРЮ говорилось, что югославское правительство с удивлением констатирует, что Югославия не была приглашена участвовать в учредительной конференции. В документе подчеркивалось, что югославское правительство рассматривает это как акт дискриминации по отношению к Югославии, который находится в полном противоречии с существующими договорами, как экономическими, так и другими, заключенными между Югославией и СССР, Польшей, Венгрией, Болгарией, Румынией и Чехословакией [124] . В ответной советской ноте указывалось, что утверждения югославского правительства о дискриминации являются «необоснованными», поскольку «само югославское правительство, заняв враждебную позицию в отношении СССР и стран народной демократии, исключило возможность участия Югославии в Московском совещании». Указывалось и на необоснованность югославских ссылок на нарушение этим решением Москвы существующего двустороннего договора, поскольку, как отмечалось, «враждебная позиция югославского правительства в отношении СССР находится в полном противоречии» с этим договором и теми обязательствами, которые Югославия взяла на себя по нему. Далее, в соответствии с уже принятым в Кремле в отношениях с Югославией развязным тоном, говорилось, что «при таком положении у Югославии нет оснований выражать удивление по поводу неприглашения» и «нет оснований говорить о какой-либо дискриминации» [125] . В конце апреля 1949 г. состоялась первая сессия СЭВ, на которой обсуждался вопрос отношений с Югославией. Был разработан и принят к исполнению целый пакет санкций, принятие которых обосновывалось враждебной политикой, проводимой правительством этой страны в отношении СССР и стран «народной демократии». Всем странам рекомендовалось в кратчайшие сроки пересмотреть имеющиеся у них с Югославией экономические соглашения с целью прекращения предоставления кредитов, ограничения торговли закупками лишь стратегических товаров, серьезного сокращения поставок в Югославию капитального промышленного оборудования, товаров, имеющих военное значение, и вооружения. Странам – участницам СЭВ предлагалось прекратить оказание Югославии какой-либо экономической помощи. На следующем заседании Совета предстояло заслушать сообщения участников о выполнении данного решения [126] .

Вторая половина 1948 г. характеризовалась, как уже отмечалось, нарастанием негативных тенденций в двусторонних отношениях, в том числе в гуманитарной сфере. Стороны всё чаще обвиняли друг друга в нарушении прав своих граждан на территории их стран. 26 октября советское посольство направило ноту в МИД ФНРЮ с запросом относительно причин многочисленных арестов среди советских граждан, проживающих в Югославии. Назывались имена семи человек, в отношении которых посольство требовало немедленного предоставления информации и возможности встречи с ними. Югославы сообщали ранее, что некоторые из них были арестованы за «ведение контрреволюционной пропаганды», но, как подчеркивалось в ноте, югославская сторона не сообщала каких-либо конкретных фактов [127] . В Югославии к этому времени постепенно разворачивалась кампания борьбы с теми, кто поддержал резолюцию Информбюро. На следующий год она примет широкие размеры, в нее будут вовлечены не только члены КПЮ, но и рядовые граждане, к которым применялись различные меры воздействия вплоть до ареста, как правило на незначительные сроки. Обвинение в контрреволюционной пропаганде касалось распространения забрасываемой в Югославию из сопредельных стран информбюровской литературы, листовок и пр. К этой группе относилось и распространение различных слухов и антиюгославской информации, полученной из радиопередач. Для реализации задач советской политики в ФНРЮ советское посольство в Белграде после появления резолюции пыталось использовать так называемых советских граждан, на самом деле русских эмигрантов, но по факту граждан Югославии, некоторых уже во втором поколении. Многие из них оказывались в сложном положении, в ряде случаев соглашались сотрудничать с Москвой и в результате подвергались репрессиям. Сложности возникали и у югославов, находящихся в СССР, как об этом сообщал в МИД Югославии уже упоминавшийся С. Фейич, но пока не очень значительные по характеру: не удавалось сразу урегулировать права югославских граждан в советской оккупационной зоне Германии, кому-то вовремя не давали въездную визу в СССР, кто-то, как некто Н. Георгиевский, югославский гражданин, оказавшись без документов, наоборот, не мог выехать из России [128] . В отдельных случаях, например при общении дипломатов двух стран, возникали ситуации, когда югославы вновь пытались вести примирительный диалог. 10 декабря 1948 г. приглашенные на ужин в советское посольство в Белграде начальник протокольного отдела МИД С. Смодляка и посол в СССР К. Мразович, защищая позиции югославского руководства, подчеркивали, что спустя полгода после принятия резолюции можно видеть, что Югославия не отдалилась от СССР и «общего антиимпериалистического фронта и приблизилась к империализму». Посол Лаврентьев, оказавшись в затруднительном положении, ответил, что он не готов вступать в дискуссию по этому вопросу. Смодляка попытался напомнить послу, что советский народ не имеет более верного союзника и друга, чем югославский, и если опять у кого-либо возникнет искушение это испытать, то югославы это вновь докажут. Вероятно, под влиянием неформальной обстановки (югославский дипломат писал, что всеми было выпито немало спиртного) Лаврентьев в присутствии советника посольства Г. П. Шнюкова признал, что югославы – самые искренние союзники советского народа. Смодляка, услыхав эти слова, продолжил тему вопросом – разве не стоит изменить политику в отношении «своего самого верного союзника»? и добавил, что товарищ Тито и ЦК КПЮ «научили любить советских людей и Советский Союз, и ничто на свете не в состоянии разделить ФНРЮ и СССР». Вслед за ним в дальнейшем разговоре, слегка перефразировав, то же самое повторил его коллега Мразович, которому предстояло вскоре выехать в СССР. Лаврентьев, видимо спохватившись, выразил некоторое сомнение в правоте утверждения югославов, заметив, что сейчас он не видит «много любви к советскому народу», и подчеркнул, «что нельзя жить одним прошлым» [129] .

Конфликт, возникнув в начале 1948 г. с отзыва советских специалистов из Югославии и последующей переписки между советским и югославским руководством, к концу года приобрел необратимый характер. Условие, поставленное Тито, – признать все предъявленные ему обвинения и приехать с покаянием в Москву – было отвергнуто югославами. Тито, зная, как опасно играть с Кремлем на его условиях, приглашал советскую сторону в страну для того, чтобы на месте разрешить возникшие разногласия. Но Сталин решил идти дальше в расчете «сломать» Тито и ликвидировать вирус инакомыслия в советском блоке.

Начало года обозначило дальнейшее нарастание противостояния Югославии с СССР и странами «народной демократии», причем теперь в ряде случаев Белград оказывался инициатором. В марте по инициативе югославской стороны после обмена нотами было решено прекратить деятельность ранее созданных совместных акционерных обществ – «ЮСПАД», занимавшегося делами пароходного сообщения по Дунаю, и «ЮСТА» – акционерного общества гражданской авиации. Югославская сторона пришла к выводу о несоответствии их деятельности экономическим интересам страны. Москва, опираясь на имевшуюся в ее распоряжении позитивную экономическую статистику, возлагала всю ответственность за это решение на югославов. В советской ноте от 25 марта 1949 г. указывалось, что предложение югославского правительства о ликвидации этих обществ не только не вытекает из хозяйственных задач Югославии и СССР, «но и преследует цель дальнейшего ухудшения советско-югославских отношений» [130] . Протокол о ликвидации этих обществ был подписан 31 августа 1949 г.

Югославская политэмиграция в СССР и странах «народной демократии», попытки ее консолидации. Белград с начала года усилил контрпропаганду против СССР и стран «народной демократии», что стало ответом на расширяющийся поток дезинформации о югославском руководстве и положении в стране, идущий с Востока. Резкое недовольство югославов вызвало решение Кремля приступить к изданию в СССР эмигрантской газеты «За социалистическую Югославию». Решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 3 апреля 1949 г. главным редактором был утвержден Р. Голубович, бывший посол ФНРЮ в Венгрии, который, выразив согласие с резолюцией Информбюро и оказавшись в Москве, выступил еще раньше с предложением об издании такой газеты. В начале года этот вопрос разрабатывался в Отделе внешней политики ЦК ВКП(б). К этому времени в Москве осталось немало югославских граждан из числа дипломатов, слушателей военных академий, студентов и других лиц, работавших или учившихся в СССР, которые приняли резолюцию Информбюро, зачастую под значительным идеологическим давлением, и готовых, в различной степени, принять участие в советской пропагандистской кампании против Югославии. Часть коммунистов, получивших в Югославии название «информбюровец», эмигрировала из страны и сумела разными путями прибыть в СССР. К их числу относились Р. Голубович, генерал-майор авиации П. Попивода, П. Лукин, А. Алихаджич и М. Ешич. Именно их имена указывались в записке на имя Сталина от 26 марта в качестве авторов идеи создания газеты. Показательно, что она начиналась словами: «По Вашему поручению подготовлен вопрос об издании в Советском Союзе газеты югославских коммунистов, поддерживающих резолюцию Информбюро о положении в КПЮ и открыто выступивших против националистической клики Тито» [131] . Первоначально планировалось издавать газету два раза в месяц на 4 полосах, а затем еженедельно на сербском языке под названием «Под знаменем интернационализма». Затем название в варианте проекта постановления ЦК ВКП(б) по этому вопросу изменили на «Народная Югославия», а в решении Политбюро ЦК в окончательном варианте она получила название «За социалистическую Югославию» [132] . В постановлении ЦК говорилось о планах созвать собрание из 50–60 «наиболее активных югославских коммунистов в Москве», чтобы принять решение о составе редколлегии. Без советских участников редколлегия не смогла бы оперативно решать в первую очередь организационные вопросы, и, очевидно, в последний момент карандашом были вписаны фамилии сотрудников ОВП ЦК ВКП(б) В. И. Лесакова и В. М. Сахарова, которые направлялись для работы в качестве членов редакции, что помимо прочего должно было укрепить контроль над проведением правильного курса газеты. Сотруднику Секретариата Информбюро Л. С. Баранову поручалось оказывать содействие в снабжении редакции газеты информационными материалами о положении в Югославии. В окончательном варианте постановления к этому заданию был подключен и ТАСС. Баранову также поручалось оказать помощь югославским коммунистам в издании газет в Румынии, Болгарии и Чехословакии. С этой целью П. Попиводе и М. Савичу разрешались командировки в Румынию, Болгарию, Венгрию и Албанию «по делам подготовки издания югославских газет в этих странах». Финансирование издания в объеме 300 тыс. руб. должно было осуществляться через Славянский комитет СССР. Газету планировалось распространять через сопредельные с Югославией страны, опираясь на помощь югославских коммунистов [133] . В ноте МИД ФНРЮ, направленной посольству СССР в Югославии 23 мая, об этой инициативе югославских политэмигрантов говорилось в самом негативном тоне, подчеркивалось, что советская сторона оказала поддержку нескольким «предателям Югославии». При этом югославская сторона ссылалась на заявление руководителя советской делегации А. А. Громыко на третьем заседании ГА ООН. В ноте подчеркивалось, что, оказывая помощь группам, целью которых является «борьба против ФНРЮ и разрушение в этой стране социалистического порядка, правительство СССР доказывает на деле, что оно является тем правительством, которое не проводит дружественной политики по отношению к ФНРЮ». Югославский МИД требовал, чтобы правительство СССР запретило политэмигрантам враждебную деятельность и дальнейшее печатание газеты, «так как поддержка такой антиюгославской деятельности находится в полном противоречии с духом и буквой существующего Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между ФНРЮ и СССР» [134] . МИД СССР ответил на ноту югославского МИД 31 мая, указав, что «советское правительство решило оказать гостеприимство югославским патриотам-эмигрантам, преследуемым югославским антидемократическим режимом за их демократические и социалистические убеждения, и предоставило им убежище». Вместе с тем в ноте содержался характерный для стиля общения с югославами казуистический ответ на их обвинения в том, что Москва «будто бы оказывает “полную поддержку” югославским революционным эмигрантам». Отрицание такой поддержки со стороны государственных органов СССР сопровождалось утверждением, что такую поддержку в полной мере может оказывать советская общественность и советские граждане, которые рассматривают «революционных политэмигрантов как своих друзей, как своих братьев». Требование югославов запретить печатание газеты политэмигрантов в СССР авторы ответной советской ноты, сохраняя издевательский тон, попытались описать как требование установить в СССР «такой же антикоммунистический и антидемократический режим, какой установлен в настоящее время в Югославии». Соответственно, как отмечалось в ноте, «югославское правительство, выдвигая это нелепое “требование”, ставит себя в смешное положение». Далее в ноте содержалась ссылка на пассаж из югославской ноты, где политэмигранты характеризовались как «предатели своей родины», в то время как, по мнению советского правительства, они в действительности являлись «подлинными социалистами и демократами, верными сынами Югославии, строителями дружбы между Югославией и Советским Союзом». Авторы МИДовского документа рекомендовали искать предателей Югославии среди «тех господ, которые стараются подорвать дружбу» между двумя странами, готовя Югославии «судьбу стран, попавших в кабалу империализма» [135] .

В начале июля в ЦК ВКП(б) было принято решение об организации специального радиовещания на Югославию с территории Румынии. В Бухарест для формирования редакции был направлен заместитель редактора газеты «За социалистическую Югославию» Попивода, а Юдину и Баранову поручалось оказать «помощь и содействие югославским политэмигрантам в проведении специального радиовещания на Югославию» [136] .

Работа по консолидации всей «информбюровской» эмиграции в странах Восточной Европы продолжалась в течение года, и в марте следующего, 1950 г., руководитель Внешнеполитической комиссии (ВПК) ЦК ВКП(б) В. Г. Григорьян направил Молотову докладную записку с информацией Попиводы и Голубовича о состоянии групп югославских политэмигрантов в Венгрии, Румынии и Чехословакии. Это было уже второе посещение югославами этих стран с инспекционными целями. В Венгрии находилось 77 эмигрантов, из которых 48 человек были членами компартии, 4 – кандидатами в партию и 9 – комсомольцами (членами СКОЮ). Все они, как указывалось в справке, были «загружены работой», учились на курсах, работали на предприятиях, кто-то был занят на радиостанции. Попивода, характеризуя ситуацию в группе, с генеральской «проницательностью» отмечал, что она сохраняет единство, «несмотря на то что в ней всё еще находятся провокаторы, небольшое число карьеристов, анархистов антипартийных элементов, которые разлагающе действуют на группу». Так, по его мнению, руководитель группы некто В. Милутин, который «узурпаторски относится к товарищам, начал морально разлагаться», теряя авторитет среди эмиграции и венгерских товарищей, которые не знают, на кого опереться. Венгерское руководство, как было видно из записки, курировало ситуацию с эмиграцией и, по словам Попиводы, «Ракоши просил прислать серьезного и надежного товарища» [137] . Описание ситуации с политэмигрантами в Румынии отличалось той же армейской прямотой и стремлением везде увидеть «вражеские козни». В группе из 140 человек, как отмечалось, сохранялись «разногласия, сомнения и интриги». Попивода был уверен в том, что в этой группе «уже продолжительное время действуют провокаторы». Однако, несмотря на это «группа едина, газета выходит регулярно», правда, в редакции «все друг друга подозревают». Отмечалась хорошая работа радиостанции, хотя кадров не хватало. Рассказывая о положении дел в Чехословакии, генерал отмечал, что там группа расколота пополам, в чем он видел вину прежнего руководства – Ивановича и Райковича, которые «показали себя несерьезными людьми, авантюристами и карьеристами». В группе «господствовала атмосфера неверия в себя, недоверия к своим товарищам и чехам». Попивода писал, что положение плохое, хуже, чем год назад, но обещал чаще туда ездить и исправить ситуацию [138] . Не исключено, что помимо реальной картины, существовавшей на местах, «катастрофическое» описание состояния политэмиграции в этих странах служило реализации личного плана Попиводы и Голубовича, который предусматривал получение ими регулярных командировок в Восточную Европу. Попивода при поддержке Кремля становился к этому времени ключевой фигурой в югославской политэмиграции в Восточной Европе.

В обобщающей информационной записке, составленной В. Г. Григорьяном на основе материалов, представленных в том числе Попиводой и Голубовичем, давалась развернутая картина состояния политэмиграции в странах «народной демократии». На 1 февраля 1950 г. общее число югославских политэмигрантов в этих странах составляло 720 чел., и контроль над их деятельностью осуществлялся специально выделенными для этой цели сотрудниками ЦК компартий соответствующих стран. Во всех странах издавались газеты, которые создавали вокруг своих редакций объединения эмигрантов. Такая ситуация создалась в Болгарии, где финансирование газеты «Вперед» осуществлял ЦК болгарской компартии. Для работы в редакции был выделен специальный сотрудник ЦК. В Румынии ЦК компартии также был привлечен к работе с эмигрантами, помогал в издании газеты «Под знаменем социализма», ввел трех своих инструкторов в состав редакции. Вместе с тем в записке отмечалось, что в среде политэмигрантов существует разброд, нет единства, участие основной массы в борьбе с «кликой Тито–Ранковича» недостаточно активное. Речь шла и о недисциплинированности и даже моральном разложении. Всё это, как считали кремлевские работники, облегчало «возможности для подрывной работы агентов клики Тито среди югославской эмиграции» [139] . Автор записки предлагал рассмотреть возможность объединения усилий этих групп в борьбе против известной клики и создать «Бюро югославских коммунистов-политэмигрантов в составе 3–4 проверенных югославских коммунистов». Эта фраза была подчеркнута кем-то из руководства, возможно Молотовым, и на полях поставлен вопрос «Где?». Как предполагал Григорьян, в задачу Бюро должно было входить оказание практической помощи группам политэмигрантов, осуществление постоянного контакта между редакциями газет, обмен опытом, а также «организация работы по заброске газет и нелегальной литературы на территорию Югославии». 14 июня 1950 г. Григорьян изложил от имени ВПК идею создания такого Бюро в записке, адресованной Сталину. В ней предлагалось создать в Москве «узкий руководящий центр югославской политэмиграции в составе 5 проверенных югославских коммунистов» для активизации групп эмигрантов в борьбе против клики Тито–Ранковича. В состав центра предлагалось включить из «московских» эмигрантов П. Попиводу, Р. Голубовича и И. Петрановича, а из «румынских» и «болгарских» – А. Опоевлича и П. Мишича, что, возможно, говорило о недостаточной «благонадежности» югославов из других стран «народной демократии». Сообщалось, что все эти товарищи прошли проверку «по линии МГБ и Комитета информации». Помощником в аппарат центра предлагалась кандидатура В. В. Кирсанова, ранее работавшего в Югославии в качестве представителя Совинформбюро [140] .

Вероятно, идею создания такого центра Сталин рекомендовал обсудить дополнительно и, возможно, сохранить на какое-то время ранее предлагавшийся формат – бюро. Спустя две недели Григорьян направил на имя Сталина записку с предложением созвать в Бухаресте совещание представителей всех групп «югославских революционных эмигрантов». Отмечалось, что это отвечало и решению Секретариата Информбюро от 22 апреля 1950 г. ВПК предлагала на этот раз создать бюро связи с группами югославской политэмиграции при газете «За социалистическую Югославию», что стало бы «подготовкой к созданию в дальнейшем узкого центра по координации деятельности югославских коммунистов». Кандидатуры в бюро связи предлагались те же, что и в прежней записке [141] . Совещание прошло вблизи Бухареста 27–28 июля, и информацию о нем М. А. Суслов и В. Г. Григорьян направили Сталину 7 августа под грифом «сов[ершенно] секретно». При этом они сослались только на Секретариат Информбюро, который в апреле, рассмотрев вопрос о выполнении третьей резолюции этого органа, принял решение провести это совещание. Подготовительная работа ВПК с анкетами и проверками кандидатов осталась за скобками. В информационной записке сообщалось, что прибывшие на совещание 19 делегатов представляли 2030 югославских политэмигрантов и в том числе 900 коммунистов. На совещании были заслушаны информационные сообщения представителей групп эмиграции и приняты рекомендации об их сотрудничестве. Как отмечалось в записке, в ходе развернутых прений по докладам стало очевидно, что «правильно организовали свою работу группы в СССР и Румынии, которые в политическом отношении являются наиболее крепкими и организованными из всех групп». Самой слабой, по оценке Григорьяна, оказалась группа в Чехословакии, что, как выяснилось на совещании, объяснялось «неудовлетворительным руководством деятельностью этой группы… со стороны ЦК компартии Чехословакии». Серьезные недостатки отмечались в работе групп, находящихся в Польше, Болгарии и Венгрии. На низком уровне там находилась партийная и идейно-воспитательная работа, и, как говорилось в записке, «у ряда политэмигрантов в их работе нередко проявляются кустарничество и непонимание актуальных задач борьбы против клики Тито–Ранковича». В записке указывалось на негативные факты в курировании группы, проживающей в Болгарии. В одном случае говорилось о не-ком инструкторе-македонце из болгарской компартии, ненавидевшем и презиравшем эмигрантов – сербов, черногорцев и др. В другом случае речь шла о болгарине из МВД, который оказался агентом Тито, передавшим все собранные анкетные данные в Белград, что вызвало аресты сотен человек в Югославии [142] . Планируемого создания центра политэмиграции на совещании не произошло, хотя вопрос об этом поднимался. Возможно, совещание стало промежуточным звеном в процессе поиска достойных кандидатов в руководство центра. Среднесрочная же цель Кремля, предусматривавшая формирование альтернативной югославской компартии в эмиграции в ближайшей перспективе, тем не менее сохранялась, несмотря на неудовлетворительное состояние и «качество» эмигрантского «материала». Действительно, плохо управляемая масса эмиграции, большую часть которой составляли стихийные сторонники резолюции, идеалисты, воспринимавшие СССР и Сталина иконографически (даже Джилас в годы войны оказался в плену этой иллюзии), вряд ли была пригодна для создания монолитной партии, руководство которой могло бы составить конкуренцию власти в Белграде, а затем, возможно, как планировали в Москве, и сменить ее. Но уже в ближайшие месяцы концепцию формирования партии «нового типа» продолжили формулировать лидеры «московской» группы Попивода и Голубович.