Спигарелли ничего более и не требовалось: он понял, что Оссолинский, оставивший короля в состоянии крайней задумчивости, явится завтра вечером, чтобы продолжить сегодняшний разговор.

Он понял, что важную роль при этом будет играть пан Кисель и те двое, которых он приведет с собою.

Следующим утром на варшавском подворье пала Киселя появилась хорошо здесь всем знакомая странница Меланья. Чуть ли не каждую зиму обитала она на подворье среди прочих захребетников и приживалок.

Меланья проползла в людскую к закадычной своей подруге — стряпухе Варваре, и та добрые два часа, бросив все дела, слушала дивные рассказы бывалой старухи. А чтоб не ударить в грязь лицом, стряпуха и сама рассказывала обо всем случившемся на подворье за весну и лето.

Меланья жевала пирог, ахала, выспрашивала и поддакивала, и в конце концов, низко поклонившись — за хлеб-соль, за привет и ласку — тихо выползла из людской.

…В полдень Спигарелли знал, что в доме Адама Киселя поселились двое московитов, одного из которых звали князем Иваном Шуйским.

Спигарелли — тонкий дипломат, лукавый царедворец, образованный гуманист, ещё в ранней юности посвятил себя служению Иисусу Христу, вступив в Орден истинных сынов веры — иезуитов. По совету многоопытных отцов-наставников он, как и многие другие члены ордена, не стал налево и направо трезвонить о своей принадлежности к священной дружине защитников святой церкви.

Однако, куда бы ни посылал его Орден — верные люди извещали Спигарелли о братьях-иезуитах, находящихся рядом и готовых в любую минуту прийти к нему на выручку. В свою очередь иезуиты знали, что королевский секретарь Джан Франческе Спигарелли так же, как и они, является членом великого Ордена Иисуса.

Знал об этом и самый высокопоставленный иезуит Польши — брат короля кардинал Ян Казимир.

И как только Спигарелли догадался, что между Оссолинским, Киселем, Шуйским и королем Владиславом протянулась тоненькая, едва заметная ниточка, он немедленно сообщил об этом Яну Казимиру.

Адам Григорьевич был извещен о визите к королю за шесть часов до аудиенции. Еще час черниговский каштелян в сугубой задумчивости крутил усы, а потом велел кликнуть к себе князя Ивана Васильевича и начал с ним беседу, которую Кисель называл иноземным словом «конфиденц», что означало — из тайных тайная.

Не говоря Тимоше, что вечером они встретятся с королем, Кисель решил рассказать ему самое важное, что он тщательнейше скрывал до последнего момента.

— Настал час, государь мой Иван Васильевич, открыть тебе величайший конфиденц. Знаем об этом — я, ты и ещё один могущественнейший потентат, сиречь вельможа, чье имя я пока упоминать не стану.

Замыслили мы животы наши и достояние положить на алтарь любезного нам славянства. Для сего соберем мы немалые войска и деньги и пойдем на Москву сокрушить неправедный, не то кобылий, не то кошачий род. [1] И изгнав из Кремля Михаила Романова, посадим на московском престоле Ивана VI — Шуйского.

Кисель замолчал, ожидая, что скажет на все это князь Иван Васильевич. Но Тимоша сидел, не произнося ни слова. Затем спросил:

— В чем же усмотрел ты здесь великий конфиденц? Ведь об этом мы с тобою и прежде не раз беседовали. Кисель ответил, улыбаясь.

— Верно говоришь, государь мой Иван Васильевич. Только прежде мы до сего места доходили и останавливались, а далее сего — не шли. А ныне далее пойдем.

— Куды ж далее Москвы идти? — с насмешкой спросил Тимоша. — В Пермь, что ли?

— А ты слушай. Как сядешь ты на московский трон, то и совершим мы дело, кое ни великий еллин Александр Македонский, ни знаменитейший из цесарей Каролус Пятый свершить не смогли б. Мы соединим Речь Посполиту и Московское государство в одну державу, и мощнее этой державы не будет в свете.

Адам Григорьевич сцепил пальцы рук, задышал тяжко, на его старческих — пепельного цвета щеках — проступили красные и синие пятна.

— А кто ж в сей великой державе королем будет? — изумленно спросил Тимоша.

— Поначалу — Владислав. А потом, когда в третьей части страны, населенной православными, станет свой сейм и свой канцлер, то паны-электоры или по-русски — паны-избиратели выберут того, кто большинству из них будет по душе.

Тимоша понял, на кого намекает старый лукавый шляхтич, но промолчал и на этот раз.

— И встанет та держава необоримой Орантой — каменной стеной — против турок и шведов, против татар и немцев! — воскликнул пан Кисель.

— И православная украинская шляхта вкупе с единоверным русским дворянством, — добавил Тимоша тихо, — прижмет хвост и литовским и польским панам.