Шрифт:
– Но подруга у тебя есть?
– Есть. Встречаемся несколько раз в месяц. Без каких бы то ни было обязательств друг перед другом.
– Зато у тебя есть дочь, – вдруг сказала она.
– Да, – согласился я. – Но видимся мы очень редко. В соответствии с решением суда. Моя бывшая постаралась…
Через несколько часов мы приступили к съемкам следующей сцены. Действие происходит на улицах старого города, построенного уже много лет назад на территории студии. Для съемок их оживили – во многих окнах видны вертикальные полоски света, по тротуарам пойдут немногочисленные прохожие, время от времени будут попадаться едущие и стоящие машины, разумеется, старые, времен Второй мировой.
Мы отрепетировали с Земекисом наш выход из паба, поездку, можно приступать к съемкам. Земекис дает команду.
Я толкаю дверь, удерживаю ее, давая возможность Памеле выйти. На улице темно – поздний вечер. Но фонари не горят: по-прежнему соблюдается светомаскировка. Перед пабом несколько машин, одна из них только подъехала, парочка – военный и женщина – идут к двери. Я надеваю фуражку, направляюсь к машине – той, на которой будто бы приехал сюда. Занимаю место за рулем, Памела садится на слева от меня. Заводится мотор, заполняя салон тихим, приятным рокотом. Я включаю фары. Машина трогается.
Мы едем по вечерним улицам Нориджа среди темных домов, лишь изредка видны светлые вертикальные полоски там, где неплотно прилегают к окнам маскирующие шторы.
Я знаю дорогу к ее дому.
– Останешься на ночь? – спрашивает она.
– Да. Но уеду рано. Завтра полет.
Она молчит некоторое время, потом произносит: – Будь осторожнее, хорошо?
– Хорошо, – отвечаю я, хотя понимаю, что не смогу выполнить обещание.
Сделав очередной поворот и проехав немного, я торможу около одного из домов, двухэтажного, ничем не отличающегося от соседних домов, тесно стоящих друг к другу. Его окна темны.
Мы покидаем машину, подходим к двери, Памела открывает ее, впускает меня внутрь. Теперь она живет здесь одна – отец в армии, занимается снабжением воинских частей, а мать пережидает тяжелые времена у сестры в деревне.
Заперев дверь, она берет меня за руку, тянет вглубь дома, к лестнице, ведущей на второй этаж, потом к себе в комнату. Останавливается. Я целую ее. Мы раздеваемся, ложимся в постель. Я ласкаю ее, потом соединяюсь с ней…
Да, мы с Маргарет по-настоящему занимаемся сексом. А как иначе я получу ощущения полового акта? В сенсофильмах никакая имитация невозможна. Всё взаправду. Конечно, эти ощущения останутся только в версии для взрослых. Подросткам будет доступна версия максимум с поцелуями, не более.
– Снято! – звучит голос Земекиса.
Через пару минут появляется он сам, большой, шумный. Мы с Маргарет лежим, сохраняя дистанцию и накрывшись одеялами. Лицо у Земекиса плутоватое.
– Хотел подшутить над вами, – говорит он. – Не сообщать о конце съемки. Вы бы после таких упражнений заснули бы, а утром просыпаетесь – ба! Вы рядом друг с другом. Весело, да? Но так бы вы, не зная о съемке, испортили бы ощущения. Все равно пришлось бы переснимать. Идея такая. Вы спите вместе. Утром ты, Джон, просыпаешься раньше ее, в шесть, и пытаешься тихо встать, уйти, но Маргарет чувствует, что тебя нет рядом, тоже просыпается. Ты одеваешься, она тоже. Она хочет проводить тебя. А дальше по сценарию: ты целуешь ее около машины, садишься, заводишь мотор, махнув ей рукой, уезжаешь. А она смотрит тебе вслед. Ясно?
– Да, – отвечаю я и поворачиваю голову к Маргарет. – Придется тебе спать со мной.
– Ну, если я с тобой занималась сексом, могу и поспать, – снисходительно говорит она.
Земекис уходит, в доме тишина. Только вот спать мне не хочется.
– Маргарет, ты спишь? – тихо спрашиваю я.
– Нет, – так же тихо звучит ее голос.
– Скажи, ты связываешь с этим фильмом какие-то планы?
Она долго молчит, потом я слышу:
– Хотелось бы получить Оскара за лучшую роль второго плана.
Я понимаю ее: Оскар – новые возможности, и часто новая жизнь.
– Может быть, получишь. – Я стараюсь подбодрить ее. – У тебя есть что сыграть после того, как ты потеряешь меня… А мне понравилось с тобой. Давай повторим, уже как Джон и Маргарет?
– Давай, – легко соглашается она.
И мы повторяем, а потом засыпаем, вконец усталые. И спим в обнимку крепким сном. Но часы в моей голове тикают. И в шесть утра я просыпаюсь. Уже светает. Надо ехать на аэродром. Я – Эндрю Кэпшоу. Мне предстоит боевой вылет.
Я осторожно снимаю с моего плеча руку Памелы, стараюсь тихо встать, так, чтобы не разбудить ее – она еще может поспать. Начинаю одеваться. И вдруг слышу:
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
Поворачиваюсь, вижу ее серые глаза, устремленные на меня. Улыбаюсь ей. Выдыхаю:
– Я должен ехать… Я не могу не ехать.
Памела отбрасывает одеяло и, совсем голая, поднимается. Какая у нее фигура – я любуюсь. Она тоже начинает одеваться.
– Перекусишь? У меня есть хлеб и мармелад.