Шрифт:
Новости о чуме распространялись даже быстрее, чем сама инфекция. Заранее предупрежденные города закрывали ворота от любых путешественников, но вот сдержать такое маленькое существо, как блоха, практически невозможно – а ворота все равно приходилось периодически открывать, чтобы впустить транспорт с едой и другими припасами. Чума не щадила никого: умирали и богатые, и бедные, и женщины, и дети, и христиане, и мусульмане. В Тунисе Ибн Хальдун писал, что «голос бытия словно призвал к забвению… и мир ответил на этот зов». Аньоло ди Тура описал, что ему довелось пережить в Сиене:
Смерть пришла в мае. Она была жестокой и ужасной, и я не знаю, с чего начать описывать ее безжалостность… Отцы бросали детей, жены – мужей, брат – другого брата, ибо эта болезнь, казалось, поражала через дыхание и зрение… Члены семей относили мертвых ко рву, без священников, без церковных обрядов… А я… похоронил пятерых моих детей своими руками… Умерло столько народу, что все считали, что настал конец света.
Флоренция пострадала едва ли не сильнее всех в Европе: там умерло 60 процентов населения. Один свидетель, живший тогда в городе, писал:
Горожане не занимались ничем, кроме переноски мертвых тел для захоронения; многие умерли, не исповедавшись и не причастившись; многие умерли в одиночестве, многие от голода… Во всех церквях вырыли глубокие ямы до самых грунтовых вод, и бедняков, которые умирали ночью, быстро собирали и бросали кучами в эти ямы. Утром, когда в яме находили много тел, брали немного земли и набрасывали на них сверху; а позже на них бросали другие тела, а на них другую землю – подобно лазанье, которую готовят из слоев пасты и сыра [42] .
42
Benedictow, Black Death, p. 283, цитата из Marchionne di Coppo Stefani, trans. in J. Henderson, «The Black Death in Florence: Medical and Communal Responses», in Death in Towns (1992), p. 145.
Поэт Джованни Боккаччо был поражен обращением с покойными. Он отмечал, что «большинство соседей, движимых страхом заразиться от гниющих тел не меньше, чем милосердием к усопшим, выносили трупы из домов на руках и выкладывали их перед дверями, где их мог заметить любой стражник, совершавший обход» [43] . Флорентийский писатель Джованни Виллани и сам умер от чумы. Последние слова его хроники: «И чума продлилась до…» Болезнь зажала ему рот черной рукой до того, как он успел дописать дату.
43
Benedictow, Black Death, p. 291 (смертность во Флоренции); Gottfried, Black Death (1983), p. 47 (Боккаччо).
В январе 1348 г. чума добралась до французского порта Марселя. Оттуда она распространилась на север по Франции и на запад в Испанию, нисколько не теряя в пути смертоносности. В Перпиньяне умерли 80 из 125 нотариусов, 16 из 18 цирюльников и 8 из 9 врачей [44] . Процветающий ростовщический бизнес в городе полностью погиб. Во французском Авиньоне, где находилась папская резиденция с тех пор, как в 1309 г. туда переехал Климент V, умерла треть кардиналов. В Лангедоке и Провансе умерла половина населения. А болезнь шла все дальше, распространяясь во всех направлениях. В Живри в Бургундии, где приходские архивы велись еще с 1334 г., количество похорон увеличилось с 23 в год до 626 всего за четыре месяца – что говорит о смертности в районе 50 процентов. В Англии в каждом приходе умерло более чем 40 процентов священников; в Эксетерской епархии погибло более половины священнослужителей [45]
44
Gottfried, Black Death, p. 49.
45
Benedictow, Black Death, p. 356.
Конец ознакомительного фрагмента.