Скорее всего, еще до выписки из лечебницы Лиза отдала новорожденную Жанну Огюстине-Мари-Клементине Бланше (урожденной Ванье, двадцати восьми лет от роду), профессиональной кормилице и воспитательнице приемных детей, которую, возможно, подыскал Ренуар [158] . Нет никаких свидетельств о том, что Лиза хоть раз связывалась с приемной семьей дочери или посылала ей деньги [159] . Лиза мечтала выйти замуж за богатого человека, чтобы и она, и ее будущие дети могли жить обеспеченной жизнью представителей высшего или среднего класса. Если бы она согласилась воспитывать Пьера или Жанну, она лишилась бы возможности найти такого мужа – при незаконных детях это исключалось. Однако в 1870 году Лиза решила не порывать с Ренуаром, в надежде, что он прославится и разбогатеет, впрочем пока эта перспектива представлялась туманной.

Реакция Ренуара на рождение второго ребенка отличалась от реакции Лизы, – во-первых, он был мужчиной, а во-вторых, прожил совсем другую жизнь. Как мужчина, пусть и из бедного сословия, и на момент рождения Жанны все еще нищий, он все-таки мог разбогатеть. Его великодушное решение стать Жанне настоящим отцом было также следствием его семейной истории: мне представляется, что важную роль сыграли сострадание к незаконнорожденному деду, чувство вины за то, что он бросил первенца, своего тезку Пьера, и неизменная любовь к Лизе. В 1868 году почти половина (47,9 %) покинутых родителями детей умирали на первом году жизни – для сравнения, среди детей, оставшихся в семье, цифра составляла 19,1 % [160] . Возможно, до Ренуара дошли сведения, что Пьер Трео умер в младенчестве. Не исключено, еще до рождения Жанны Ренуар принял решение взять на себя заботы о дочери. Через много лет, в тяжелый для Жанны момент, он написал ей: «Я никогда тебя не бросал. Я делаю все, что могу. У меня нет никаких причин не заботиться о тебе» [161] . В то же время Ренуар всю жизнь твердо придерживался решения хранить существование Жанны в тайне от родителей, братьев, сестер, друзей, а потом – от жены и детей. Только после его смерти, сорок девять лет спустя, трое его сыновей узнали из завещания о существовании сводной сестры. Из уважения к отцу сыновья Ренуара решили не раскрывать его тайну. Поэтому сыну Жана Ренуара, Алену Ренуару, никогда не рассказывали про его тетю [162] . Те немногие, кто знал про беременности Лизы, знали и то, что от детей отказались, и полагали, что они навсегда исчезли и из жизни художника, и из жизни его натурщицы. Когда после пятидесяти Ренуар серьезно заболел, ему пришлось заручиться содействием троих людей, чтобы пересылать Жанне деньги и встречаться с ней (см. четвертую главу). Скрытность Ренуара в отношениях с Жанной очень осложнила ему жизнь, однако это достаточно типично для житейских ситуаций, в которых есть тайна или запутанные отношения. Именно поэтому Писсарро впоследствии написал сыну, что Ренуара совершенно невозможно постичь [163] .

Ренуар сохранил отношения с дочерью в тайне, однако продолжал заботиться о ней всю жизнь. По всей видимости, именно он нашел приемную мать для Жанны. Про Огюстину он узнал от одного бакалейщика и его жены – они держали лавку на Монмартре, в квартале художников [164] . Бакалейщик Жак Бланше (возможно, он был в родстве с мужем Огюстины, Франсуа Бланше) и его жена Мари-Дезире Готье [165] были родом из Этр-Шапель, деревушки неподалеку от Сен-Маргерит-де-Карруж, городка с 950 жителями в коммуне Алансон в Нормандии. Огюстина и Франсуа были отнюдь не бедными и проживали в трехэтажном кирпичном доме вместе с двумя своими детьми, двенадцатилетним Франсуа-Огюстом и восьмилетней Эжени-Викториной; в доме хватало места и для приемных детей. Через семь лет после рождения Жанны парижский бакалейщик с женой отправили на воспитание к Огюстине Бланше и своего внука [166] . Французское правительство выплачивало кормилицам около 144 франков в год, с момента рождения ребенка и до достижения им двенадцати лет, – так оно проявляло заботу о брошенных и осиротевших детях [167] . Для Огюстины это было не просто работой: они с мужем были истовыми католиками и, принимая в дом чужих детей, совершали акт милосердия. Много лет спустя Жанна вспоминала Огюстину как свою «приемную мать» и писала про нее и ее мужа: «Они всегда были ко мне добры» [168] . То, что Жанна и в возрасте 47 лет отзывалась о них с теплотой, подтверждает, что Ренуар мудро и дальновидно выбрал приемную мать для своей дочери.

Добраться из Нормандии в Париж в то время было непросто. Сперва Огюстина проехала 25 километров в конном экипаже до Аржантана, потом провела шесть часов в поезде. Как только Огюстина взяла на руки новорожденную дочь Лизы, то сразу начала ее кормить, и между ними сформировалась привязанность. Потом Огюстина вернулась с приемной дочерью домой. Трудно сказать, виделся ли Ренуар с дочерью в ее детские годы и переписывался ли тогда с Огюстиной [169] . Известно, однако, что он часто ездил в Нормандию писать портреты и легко мог добраться поездом до дома, где жила Жанна.

Учитывая, как ревностно Ренуар хранил тайну своего отцовства (вся связанная с этим переписка поступала до востребования, а не на его реальный адрес), удивительно, что он дал Огюстине разрешение позволить Жанне использовать фамилию Ренуар. Согласно церковным документам в раннем детстве она звалась Жанной-Маргаритой Трео. Именно это имя указано в свидетельстве о крещении, которое девочка приняла в пятилетнем возрасте, 23 мая 1875 года. Крещение отложили до того момента, когда старшей дочери Огюстины, Эжени, исполнилось тринадцать лет и она смогла стать крестной матерью. Жанна приняла первое причастие 24 июля 1881 года, а конфирмацию – 15 июня 1882-го под именем Маргарита Ренуар. Видимо, под тем же именем она посещала и местную школу [170] . Однако в отрочестве девочка решила, что имя Жанна нравится ей больше. Ей довелось быть свидетельницей на нескольких церковных церемониях, и на соответствующих документах стоит подпись «Жанна Ренуар»: на свидетельстве о браке своего крестного отца в 1885 году, на свидетельстве о браке крестной матери в том же году и на свидетельстве о крещении ее крестника в 1893-м [171] . Кроме того, среди отцовских писем, которые сохранила Жанна, есть конверт со штемпелем от 11 февраля 1892 года, адресованный почерком Ренуара «мадемуазель Жанне Ренуар» [172] .

Ренуар в это время тесно общался со своими родными, написал несколько их портретов, однако, как уже говорилось, так и не рассказал им ни про Лизу, ни про их общих детей [173] . В 1869 году, между рождением Пьера и Жанны, Ренуар написал сдержанный поясной портрет своего отца Леонара [174] . Леонар недавно отошел от дел и поселился вместе с женой в домике с садом в Лувесьене (как говорилось выше, он находился неподалеку как от Виль-д’Аврея, где жил Жюль, так и от Сен-Мишеля, где жил Моне, поблизости от Буживаля). Там отец Ренуара и скончался 22 декабря 1874 года, а мать осталась жить в том же доме с дочерью и зятем. В 1870 году, когда родилась Жанна, Ренуар закончил элегантные парные портреты своего самого старшего брата Пьера-Анри и его жены Бланш [175] .

Точно не известно, когда именно Ренуар поступил на военную службу в разгар десятимесячной Франко-прусской войны. Однако 26 августа 1870 года, в возрасте 29 лет, он явился в свою часть в Либурне, в 575 километрах к юго-западу от Парижа, и получил официальный военный билет, в который внесены данные о военной подготовке, – Ренуар приступил к ней восемью годами раньше в рамках обязательных сборов для резервистов: он отслужил три месяца в 1862 году и еще три – в 1864-м [176] . Четыре года спустя он опять проходил военную подготовку, которая завершилась 31 декабря 1868 года, почти за два года до призыва на действительную службу.

Хотя фотография была изобретена еще в 1839 году, в военном билете Ренуара есть только словесное описание его внешности. Он был невысок ростом, «1 метр 69 сантиметров», что же касается черт лица: «лицо: овальное; лоб: средний; глаза: карие; нос: длинный; рот: крупный; подбородок: круглый; волосы и брови: светлые». Через два месяца после прибытия в Либурн Ренуар получил письмо с назначением: «Месье Ренуар, 10 полк легкой кавалерии, 4 взвод» [177] . Это подразделение готовили для стремительных маневров верхом.