Вернувшись в палату и размышляя о своих прежних и нынешних подружках, почувствовал необъяснимую тоску. На память пришла строчка из песни Вики Цыгановой: «Любовь и смерть, добро и зло. Что свято, что грешно, понять нам суждено. А выбрать нам дано - одно!»

Писать и читать я уже мог самостоятельно. Достал тетрадь с ручкой и стал вспоминать или придумывать рифмы. Появившийся Игорь попытался шутливо посочувствовать отсутствию привычной сиделки, но заметив мой отсутствующий взгляд в никуда, замолчал и прокрался на свое место. Через некоторое время меня позвали на очередное обследование и я, погруженный в свои мысли отправился на зов, забыв тетрадь на тумбочке. А когда вернулся, обнаружил соседа с моей тетрадью в руках. Забыв извиниться за бестактность, он восторженно поинтересовался:

– А музыку к этим стихам уже придумал?

Молча кивнул, забрал из чужих рук тетрадь с чужим и своим творчеством и сел на кровать. Подавил возникшее раздражение из-за своей забывчивости и чужой бестактности.

– Извини, не удержался, - понял свою промашку сосед.
– Стихи замечательные и грустные. Тебе так плохо?
– смотрит сочувственно.

Пожимаю плечами, так как не знаю, что он имеет ввиду. В тетради уже набросано несколько текстов из будущего и настоящего. Уже несколько дней в свободное от Наташки, посетителей и лечения время занимаюсь творчеством, стараясь делать это тайком от всех. А сегодня расслабился.

– Не обижайся, Серега! Спой, - просит Игорь.

«Чего его винить? Сам виноват!» - решаю. А песни-то надо обкатывать!

– Песни еще сырые. Над ними надо еще работать и работать, - заранее оправдываюсь.

Решаю проверить на аборигене этого времени написанную не известно для меня когда песню и, заглядывая в тетрадь, вполголоса напеваю, стараясь копировать интонации автора:

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров,

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от детских своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт

И дрались мы до ссадин, до смертных обид

Но одежды латали нам матери в срок,

Мы же книги глотали, пьянея от строк…

– Здорово, - качает головой Игорь.
– Как обо мне написано! Ты тоже зачитывался такими книжками?

– Зачитывался и мечтал, - соглашаюсь, - только песня не моя, а Высоцкого, - признаюсь.

– Правда?
– удивляется, - У нас часто в общаге крутят его песни, но такой не слышал. А остальные...?

– Под настроение вспомнилось или пришло в голову, - сообщаю неопределенно и пою следующую от Нэнси:

На столе чистый лист, не исписан он, чист, совсем белый, как снег непримятый.

Он заманчиво звал, чтобы я рисовал что-нибудь, ну а что - не понятно.

Карандаш я беру, по бумаге веду, вот портрет получается странный.

Почему-то глаза смотрят не на меня, взгляд прекрасен, но очень печальный.

Девушка мечты, в этот вечер не со мной осталась ты,

я тебя нарисовал, я тебя нарисовал, только так и не познал твоей любви.

Я не верю, что пройдёт моя любовь и тебя я не увижу больше вновь,

без тебя я жить устал и тебя нарисовал, я тебя нарисовал…

От дверей слышу аплодисменты, к которым присоединяется сосед. Не заметил, что в палату просочились врачи, медсестры и даже больные из других палат. Похлопав, все с ожиданием смотрят на меня.

Киваю и перелистываю страницу.

Долгие века ищем мы любовь по свету,

А за нами пыль да вороньё.

В небе облака, на кресте рука,

Впереди любовь и кровь.

В самый трудный час только вера греет нас,

И спасает, вновь, любовь.

Любовь и смерть, добро и зло...

Что свято, что грешно, познать нам суждено.

Любовь и смерть, добро и зло,

А выбрать нам дано - одно...

Переждав восторги, слышу женский голос:

– Сережа, спой ту, которую ночью написал.