Взгляд меняется. Мэйби встаёт и треплет мне волосы. Я уворачиваюсь, задираю голову, и вижу нависшую надо мной девчонку. Её голова закрывает солнце, лучи струятся сквозь пепел волос. Она говорит, истерично при этом смеясь:

— Дурачок!

И вдруг добавляет:

— Он мне не отец. Во мне только часть его генов. Немного.

— Я догадался, кто ты. Жаль, не сразу. Какая модель? Номер!

— Жаль? Значит, узнай ты правду вначале — и разговаривать бы не стал?

— Не стал.

Она садится рядом и опускает глаза. Руки дрожат, на носу висит какая-то капля.

— Мэйби, я лишь стараюсь быть честным.

— Да? Ну спасибо, огромнейшее, за правду! Ты тоже, между прочим — совсем не так прост, как считаешь!

— Тебе-то, откуда знать? Хочешь сказать, я — геноморф, а не человек?

— Геноморфы — такие же люди! — теперь в её голосе лишь ненависть и враждебность. — Я так же росла, но не в матке, а в гидростатической капсуле. И геном у меня человеческий, только лучше… Что до тебя — ты вовсе не геноморф! Да и насчёт человека, я тоже уже сомневаюсь! Думаю, маловато в тебе человеческого, чтобы иметь право им называться.

— Мои права тебя не касаются. Это у вас нет никаких прав, и не может быть.

— Какие «твои права», марионетка Маяка!

— У меня не стоит ВДК. И не будет стоять.

— Как ты понимаешь, и у меня!

— Зато, стоят схемы контроля.

— Они отключены.

— Так не бывает!

— Нет… Нет… — Мэйби начинает задыхаться. — Бывает! Бывает! Он меня отпустил…

— Ты что, добровольно ему помогаешь?!

Она вздрагивает и отворачивается.

А на меня вдруг налетают океанские белые ветряки, и перемалывают, перемалывают чувства…

Я-то, дурак — считал, что она под контролем.

Что же ещё я мог думать? Мне в голову не могло прийти, что можно осознанно принять такое решение: помогать дракону, змею, злу.

Зачем? Для чего?

Чтобы оно на тебя нацепило ошейник? Чтобы оно над тобой издевалось?

Значит, иногда, лучше оказаться марионеткой… «Кукла» звучит лучше, чем «мразь».

Долго сижу, воткнув в грудь подбородок, не решаясь задать самый главный вопрос.

Ведь от ответа зависит всё.

— Мэйби, скажи… Ты отдала ему реверс-процессор?

— Так надо. Потом он меня отпустит.

— А обо мне ты подумала? — ватные губы, будто сами собой произносят слова. Внизу вертятся калейдоскопом кварталы. — Ты подумала, как мне с этим жить?

— Кир, я такая, как есть… Из-за этого я не нравлюсь ему, а теперь… Теперь не нужна и тебе?

— Ну, конечно! Тебе хочется срочно к кому-то приткнуться! Не важно к кому, угадал? Ощущать себя нужной! Чтобы гладили спинку и целовали единственное ушко! Ради этого, ты готова на всё. Ну а, если не он, а я? Если я прикажу тебе кого-то убить? Сделаешь?

— Да! — она преданно смотрит в глаза. — Я очень тебя люблю!

Небоскрёб уходит из-под ног, проваливается сквозь землю.

Внутри клокочет смесь отвращения и ненависти. К горлу подступает ком, и я сглатываю густую слюну.

— Тогда, почему бы тебе не убить Фиеста?! Давай, ради меня!

— Потому, что я не могу, — она хлопает пушистыми ресничками. — Он сильнее! Не только физически, а во всём. Не нападают ведь божьи коровки на львов — это просто смешно!

— Ты вовсе не милая божья коровка! Ты — верная собака, таскающая добычу хозяину. Да и Фиест на льва не похож! Если бы ты могла, то его бы убила?

— Да.

— Хорошо… А кого-то другого? Того, кто слабее тебя.

— Кир, ты шутишь?

— Нет! Не шучу. Он ко мне приходил. Вчера, когда я сидел на крыше.

— На этой?

— Нет, на другой. Да какая, б***ть, разница! Заткнись и слушай меня! — я хватаю её тонкую шею, пониже затылка, и прижимаю голову Мэйби к коленкам. — Так вот, он приходил, и он дал мне нож.

Она разгибается. Я напрягаюсь изо всех сил — но мне её не удержать, она просто сильнее. Вероятно, боевая модель.

— Какой ещё нож? — она, нахмурившись, сверлит меня своими стальными глазами.

— Мэйби, заткнись, и ответь на простой вопрос. Но, хорошенько подумай. Твой ответ решит, будем ли мы вдвоём. Будет ли кто-то тебя любить. Готова?

— Да.

— Ты приведёшь мне девчонку?

— Тебе? — её зрачки расширяются. Дурацкая капля, наконец, падает с носа.

— Не спрашивай! Я задал вопрос, а от тебя — требуется ответ! Думай, я подожду…

Она опускает глаза, и тут же — смотрит опять, жалобными стальными глазами, отчаянно пытаясь прочесть на моём лице ответ.