«Теперь, меня беспокоит только Кирилл. Он — единственное, что у меня осталось, и я не позволю Маяку забрать и его…»

«Кирилл — не его погибшая подруга. Не Облако. Да уж, не Облако! Жизненная сила в нём не клокочет. Никогда ему не вдохнуть жизнь в других, скорее он сам нуждается в донорах. А теперь, после исчезновения мамы и смерти подруги, он — словно высохший под зноем цветок, точно увядший старик!»

Не очень приятно читать о себе такое!

«Видно, я уделял ему слишком мало внимания, и много — работе. Не научил противостоять тяготам и трагедиям жизни. Речи не может быть, чтобы пробовать перенести его личность в геноморфа или симулятор: я его потеряю.

Но у Маяка технологии другого порядка! Я ни секунды не сомневаюсь, что нуль-транспорта не существует, корабли никуда не летают. Ведь неспроста используют их только взрослые с чипами ВДК. Те, кто прошёл развёрнутое нейросканирование в шестнадцать. Маяк хранит и непрерывно дополняет карту их личности. Он попросту уничтожает корабль с пассажирами в точке старта, и, мгновенно передав данные сквозь тысячи световых лет по гиперсвязи, воссоздаёт его в точке конечной.

Раз Маяк может изменять сам себя, раз на территории Станций находят странные артефакты, не говоря уж про миллиарды разложенных по коробочкам ВДК, значит моя теория верна. Маяк может вернуть мне Кирилла, а может, и Лайю. В конце-то концов, он их и забрал!

Но добровольно, он это не сделает! И спрашивается, почему? Ведь никакой „воли“, „личности“ и „желаний“ у Маяка быть не может! Не всё ли ему равно? Зачем он вообще что-то делает? Что им движет? Проклятая непостижимая железяка!!!»

«У меня появился план. Но потребуется аппаратура сопряжения с Маяком, кое-какие хакерские устройства — это я добуду легко, и главное — реверсный нейропроцессор. У нас такой должен быть, в отделе Ай-Ти. Но, как его оттуда достать и при этом не засветиться?

Похоже, для Фиеста опять есть работа!

Жду не дождусь того дня, когда новый, полный жизни Кирилл, выйдет из-за угла какого-нибудь служебного здания Станции. Улыбнётся, махнёт мне рукой… И, чем не шутит Вселенная, может Лайя!»

«Я взломал ноутбук жены и узнал про Фиеста правду! Правду про Эйприл!

Как я мог так ошибаться, ведь знал его с детства, со школы?! Как не увидел монстра, живущего в нём? Похоже, я совсем не понимаю людей…

Я — осёл!»

На этом дневник обрывается.

Выходит, Мэйби и правда боролась с Маяком. А отец не понимал, что такое Фиест. Для него это был просто школьный приятель и… родственник? Но, как же татуировка?

А мама? Получается, она знала!

Но откуда? Что их с Фиестом связало? И почему она ничего не сказала отцу!

Я размышляю о том, как причудливо переплетается правда и ложь, как вдруг замечаю папку со странным названием: «Тупая». Открываю…

Девчонка… На маму похожа. Но намного, намного моложе. И глаза — не мамины, а другие. Те, что я узнал бы из миллиона.

Серые глаза Мэйби.

Поворачиваю голову.

Да, вот они, рядом — только живые!

Нет, для меня это слишком!

Вывожу на печать парочку снимков. Дрожащими руками пихаю в карман.

Не обращая внимания на возгласы Мэйби, направляюсь к отцу.

— Это что за девчонка?

Отцовские глаза будто щёлки.

— Ты где это взял?

— Слушай, пап, давай выпьем! — я наливаю ему в стакан. И себе. Но, конечно, не пью.

Отец сразу добреет.

— О! Видно — мужик! Моя кровь! — о снимке он сразу забыл.

После пары стаканов и кучи соплей, делаю вторую, более осторожную попытку — просто кладу на стол фотографии.

Его пальцы гладят глянцевый пластик.

— Лайя… Девочка…

— Лайя? Это мама?

Он искренне удивлён:

— А по-твоему, кто?

— Но ведь у неё не такие глаза!

— Здесь же она молодая! — он стучит пальцем по снимку. — Ну да, ты ведь не знаешь эту историю… — язык еле ворочается, на губе висит нитка слюны. — Лайе заменили глаза после… Я заменил… В общем… Мужик жил один по соседству. Тихий такой… Ну и… Забрал он их. Вырезал…В банки… Он был, вроде как, коллекционер… Но с новыми, Кир, она уже не улыбалась — словно вместе с глазами потеряла себя… А прежде, так хохотала и обзывала тупым…