Шрифт:
— Нет! — лучница потянула злобную пеструнью с головы, второй рукой выхватывая из-за пазухи глиняную свистульку. Поднесла к губам. Звука не было, но зубы у меня заныли. Лесовей скривился и зажал уши руками.
— Руша, цыпа, спокойно, — заворковала девица и, усадив присмиревшую птицу в траву, прошлась по полянке колесом.
«Вступить в диалог?
Отклонить?
Игнорировать?»
А вот вступить.
— Я еще хрустального барса приручу! — объявила лучница, закидывая лук за плечо, а птицу усаживая на перчатку, как сокола. — Я Робин, привет.
Ну да, капюшон малиновый.
— А я — шериф Ноттингемский.
— Это она так шутит, — лесовей фыркнул. — Я Манул, хил; она Боудикка, воин.
И кто из нас брал навык дипломатии?
— А вы куда идете? А то я тут одна, с Рушей вот, охочусь.
— На стоянку летучих кораблей. И в Синеградье, — не стал темнить Манул.
— Я вообще-то на княжескую заваруху посмотреть шла. А тут зомби…
Половину дороги до станции мы грузили Робин историей эпической драки на кладбище, вторую половину — уже она рассказывала нам, каких животных собирается приручать, чтобы все ахали.
Зверюшек, вздумавших на нас нападать по дороге, мы сносили не глядя. Нет, совсем другое дело путешествовать в патьке. Хотя при этом экспу (опыт) тоже приходится делить на троих.
Междоусобица откладывалась, но без толковой брони туда и соваться не стоило.
Глава 4
Возле любой станции всегда возникает поселение. Мастерские, склады, трактир, гостиницы… Эта тоже не была исключением. Пара фахверковых домов с кружевными занавесками и цикламенами на окнах, покатые черепичные крыши, пышный дым над трубами. Хлопающая дверь питейно-едейного заведения. Завлекающие вывески. Торговка всякой всячиной, расположившаяся у кирпичной дорожки. Запахи вина и цветения. И огромный воздушный корабль у мачты — пурпурный и золотой. Тот же самый, что я увидела, войдя в игру?
Манул отправился договариваться с капитаном. Я пошла искать кузнеца, а Робин кинулась к прялке и ткацкому стану под навесом.
— Я сейчас вам такие одежки сбацаю! — прокричала она и на полтора часа выпала из жизни.
У кузнеца по-настоящему хорошими были только цены, все остальное — хлам. Жутко недовольная, я вернулась к столу перед таверной и уселась перекусить, мрачно созерцая темное содержимое кружки и ощипывая несчастную вьющуюся розу, сползшую к ножке стола. Следом за мной явились хмурый Манул и сияющая Робин. Смела сор с угла стола, пристроила аккуратно сложенные обновки.
— Вот. Я на глазок. Примерьте.
— Ветровей, индюк надутый! Это я о крылатом, капитане, — пояснил Манул, чтобы Робин перестала хлопать ресницами. — Три золотых за полет.
Мы выгребли тощую кучку меди: даже золотой не наскребался.
— Еще на выбор предложил завалить лощинного дракона — тот полетам мешает.
Лучница стукнула себя кулаком в лоб:
— Он совсем того?
— Или стать его рабами на время пути. Стирать, готовить, убирать, вся остальная черная работа… И там темнил что-то еще.
Я зыркнула мрачно:
— А не пошел бы он? Пешком пойдем.
— Мимо дракона?
— В обход.
И мы пошли.
Использовать на гордеце-крылатом дипломатию мне и в голову не пришло. Да, скорее всего, он бы и не поддался. Кто я ветровею? Дикий человек, дитя… степи.
Все же я не отказала себе в удовольствии полюбоваться на капитана летучего корабля издали. У ветровея были длинные алые крылья и узкое надменное лицо. Он стоял у причальной мачты, вертя головой, по-гусиному вытягивая шею: видно, все еще надеялся, что вот-вот появятся бесплатные рабы. Ну, пусть ждет себе.
В одной из своих историй я написала, что жизнь состоит из встреч. И как в воду глядела. Вот эту, вспененную, водопадную. Сверкало солнце, во все стороны летели брызги, лупил по камням поток. Почти у наших ног под обрывом медведица ловила форель и выбрасывала на берег медвежатам. Те лопали с урчанием, едва ли не заглушающим шум воды и… смутный крик?
Манул натопырил уши. Робин нервно забегала по краю обрыва.
— На помощь зовет кто-то, — морщась от брызг, сказал лесовей.
Это ж как надо кричать, чтобы переорать водопад?
И тут сработал печатный чат зоны, выплескивая малиновые буквы:
«Спасите-помогите-снимите меня отсюда!»
— А ты где? — выстрелила ответной очередью букв Робин.
Читеры.
— Посреди! На камушке!
Если прикинуть, «камушек» был ростом в три меня, обомшелая скала, наполовину скрытая потоком, на скале корявая ива, а на иве кто-то был. Свисающие ветки его почти прятали.
— Робин, дострелишь отсюда? — я полезла в рюкзак за веревкой, которой разумно разжилась на станции. Как и хоть плохоньким, но ножом.