Шрайман молчал, обдумывал ее слова. Дима о сказанном не сожалела, у нее вообще привычки сожалеть, не было. Да, жестоко говорить ему таки вещи и таким равнодушным тоном. Но он должен примириться, что такова жизнь: либо ты, либо тебя. В бизнесе он это усвоил, а вот так, когда это личное… Ну ничего, скоро прозреет.

— А ты? Как ты с этим живешь? — вдруг, прерывая молчание начал он, не обвинял, просто спрашивал, — Ты женщина, ты по натуре должна быть другой. Не знаю, беречь жизнь, давать жизни новое начало. Женщина, значит, мать. А ты жизни отбираешь, — и такая уверенность в тонне, будто по-другому и быть не может.

Диме на секунду показалось, что у нее мозги взорвались, а душу разнесло С4* на миллиарды, кровоточащих болью осколков.

Эту боль она не пережила. Не отпустила. Этой болью она жила. И Шрайман, сам того не зная, пальцем тыкнул в открытую незаживающую рану.

— У меня руки по локоть в крови, я не раз спускала курок и видела, как люди умирают. Ты хочешь знать, как я с этим живу? А нормально. Никаких эмоций по поводу этих смертей. Меня такой вырастили, лишенной лишних угрызений совести по поводу ценности жизней чужих. И своему отцу я за это благодарна. Так что, не ищи во мне понимающего твои переживания человека, Игорь. Я не понимаю твои метания и попытки усовестить самого себя же. Я вижу ситуацию так: тот мудак сдох, а ты нет. Или ты думаешь, по поводу твоей смерти он бы слезы лил?! Очень в этом сомневаюсь. Смирись и живи дальше. Радуйся, что эта жизнь у тебя вообще есть.

Не сдержалась. Слезы в глазах заблестели, пусть в темноте и не видно, но это слабость. А они ни к чему хорошему привести не могут.

И вообще, из-за ранения она стала раскисать, размякла. Зря.

— Кому ты мстишь, Дима? Дрозду?

— Не уверена, что ему, — спокойно ответила, подтянула одеяло к груди. Когда ж ты свалишь то уже, а?

— Не уверена, — тихо повторил Игорь ее слова, снова качнул головой будто подтверждая его собственные мысли, — Ладно, я тебя услышал. Спасибо, что не выгнала. Спокойной ночи.

Свалил-таки, да неужели?!

А она осталась в кровати, вся взбудораженная и заведенная его словами.

Ведь не знает нихрена, а бьет точно в цель.

Ее скрутило от боли, не физической, если бы так, то было бы гораздо легче все пережить и отпустить.

Ее ломало морально и эмоционально. Душа так и оставалась раскуроченной, не зажившей. Вся в кровавых рытвинах и бороздах. И не затянулось там ничего. Заморозилось на время, но все осталось на своих местах.

Она каждый день сгорала в огне. Каждый божий день. Каждую минуту. Этот огонь, смешанный из боли, ненависти и мести, давал жить. Просыпаться по утрам. Дышать. Двигаться.

Ничего другого внутри уже, кажется, не осталось. Сгорело давно. Пеплом стало. Прахом осыпалась любовь к мужчине, без которого жизнь вроде и не нужна. Желание осталось. Воспоминания остались. А чувства сгорели.

Ее самой давно в живых не было. Она ходячий труп. Живой мертвец. Гонимый одной целью — отомстить и, наконец, уйти туда, где ее возможно ждут. Надеялась, что ждут…

А ночка перестает быть томной.

Только сон накатил, как дверь ее комнаты снова тихо открылась. Но зашел уже не Игорь, а Данила.

— Вы сговорились, что ли?! — она зло уставилась на парня, — Тебе вот какого хрена надо от меня в три часа ночи?

— Прости, — парень застыл на пороге, потоптался на месте, что на него совсем не похоже. Куда, прости господи, делся тот самоуверенный мучачос?

— Ладно, — буркнула недовольно, — Ты или заходи, или дверь с той стороны закрой.

— Я хотел… ты брату жизнь спасла, и я… — он снова замялся.

— Благодарности засунь себе в задницу, они мне не нужны.

— Ты его собой прикрыла! — нервно заявил он, и в голосе послышалось восхищение?!

Твою то маааать! Этого еще не хватало. Чтоб этот молокосос ею восхищался и подставился в самый ненужный момент.

— Так, — произнесла решительно, встала с кровати и подошла к Даниле, — Слушай внимательно, парень, и запоминай. Я наемник, а не какой-то там супергерой. Твой брат платит мне деньги, чтобы остаться живым, я просто хорошо делаю свою работу, ясно?!

— Зачем ты…я же поблагодарить хотел.

— Данила, не нужно меня идеализировать, людей вообще идеализировать не нужно. Разочарований будет много, а оно тебе не надо.

— Ладно-ладно, — парень прошелся по комнате, подышал, — Научи меня.

Вот это номер. Она не ослышалась?

— Чего?

— Научи меня драться, видел, как ты парней гоняешь.

— Э-э-э, ну они как бы не с нуля начали, все служили, у каждого техника боя давно отработана, я просто вношу некоторые изменения. И вообще… оно тебе надо?

— Я злюсь, Дима. Я постоянно так зол, что иногда страшно. Не хочу кому-то навредить.

— И поэтому позволяешь другим вредить тебе? — пальцем в небо, но это могло объяснить его странные пристрастия, — Ладно, можешь не отвечать.