— Если так, то хорошо, — Соня кивнула, отстранилась от отчима, заглянула ему в глаза, — У нас все будет хорошо.

Мужчина внимательно ее рассматривал с минуту, но потом все же кивнул, разжал руки и позволил ей отойти.

— Езжай, раз нужно, Элька за квартирой присмотрит.

****

За окном ревела метель, снег шел, не переставая, складывалось ощущение, что зима решила отдать все долги сразу, и засыпать землю снегом впрок, так сказать, скрыть за холодным белоснежным одеялом глубокие раны земли, городов, людей.

Больше всего, конечно, людей. Их раны кровоточили, гнили, марали белоснежный покров грязью.

Максим наблюдал за непогодой из окна не своей квартиры, хотя…, в каком-то смысле она уже его. Привык здесь, даже любимое место себе выбрал, облюбовал наблюдательный пункт в кухне, как раз хорошо просматривался проезд к дому, внутренний дворик и люди, что рисковали показать нос на улицу.

Он три дня здесь сидит почти безвылазно. Только в магазин сгонял и забил нормальными продуктами холодильник Софьи.

Максим бы не решился покинуть квартиру ни под каким предлогом, боялся, что проворонит возвращение Сони, и потом она его уж точно не впустит.

Но выдался шанс, он уже думал доставку заказать, но заявилась Элька, младшая беда Сони.

— О, ты здесь?!

То ли девушка удивилась, то ли поразилась, не суть. Стояла в прихожей и хлопала глазами.

— Привет, — он неловко оперся о косяк двери, — Да, здесь, караулю Софью.

— Так она в командировке, сказала не надолго, а сама уже второй день где-то шляется.

— Если в командировке, то не шляется, Эля, ты свою сестру знаешь лучше меня, — работа для нее все.

— Работа для нее не все, Максим, — ему почудился упрек в его сторону, или же он действительно был? — Все для нее- это семья, а еще был ты.

— Наши отношения…

— У вас сейчас нет отношений, и я не уверена, что ты имеешь право тут находиться, но да ладно, может это даже к лучшему. У меня хотя бы папа есть, а у нее никого…

— Что значит, никого?

— То и значит. После смерти мамы…, Соня… она… никого не подпускает, не дает помочь, поговорить, — Эля прошла на кухню, осмотрелась, — Тут продукты то есть?

— Если считать овсянку и пару яблок продуктами, то да, есть.

— Ясно… — Эля кивнула, — Я пока тут побуду, а ты иди и закупайся, раз решил сестренку в осаду брать. Папа говорит, что военные действия на голодный желудок начинать вредно.

— А ты вела военные действия?

— Как-то раз пришлось. Тоже зимой, мы дома целую крепость из снега построили, а потом воевали: я и Сонька, против мамы с папой.

Он улыбнулся, как только смог себе представить то, о чем говорила Эля. Чтоб всегда серьезная Софья кидалась снежками, воевала и штурмовала ледяную крепость на пару с сестрой? Да, оказывается есть вещи, которые он про Соню еще не знает. И таких вещей довольно много.

— Так ты побудешь пока тут?

— Да, иди.

И он ушел в ближайший супермаркет.

Закупил продуктов, наверное, на месяц: мясо, рыба, овощи, фрукты и даже сладкого. А еще кое-какие средства личной гигиены типа бритвы и зубной щетки. А то зарос и стал похож на черта, еще напугает Соньку свою, она то его привыкла гладко выбритым видеть, а не заросшим папуасом.

— Н-да, ты подошел к делу серьезно.

Эля окинула его смешливым взглядом, но с пакетами помогла, даже в холодильник все утрамбовала и отчалила, сказав напоследок:

— Не обижай ее больше!

И он снова остался в одиночестве. Один на один с дрянными мыслями.

Позвонил сестре, посоветовался, что и как лучше готовить. Вика была в шоке, но потом все же отказала в помощи, поржала, когда он объяснил где сейчас находится, назвала идиотом и пожелала удачи.

Золотая у него сестра. И приободрить вроде смогла, и опустить ниже плинтуса тоже. Как только Шах ее терпит?

Хотя, конечно, еще вопрос: кто там и кого терпит. Но любят друг друга точно.

Вот и он тоже. Будет любить, а значит, и терпеть, ждать. Но не покорно.

Он Соню обидел, сильно.

А теперь решил, что она ему нужна, что он может сделать ее счастливой. Со стороны его поведение может выглядеть не очень красиво, неправильно. Но Максим постарается донести до Сони свою мысль и свою правду: он дурак, испугался чего-то и ушел, но любил ее, скучал, тосковал и думать о ней запрещал. Он не знал, что у нее горе, что ей помощь и поддержка нужна, потому что, если б знал, — плевать на страхи, гордость, — он бы у нее в ногах ползал, чтобы только позволила ему остаться и помочь ей пережить, чтобы не один на один со своим горем оставалась.