Шрифт:
— Ты мне не мать, не смей так со мной разговаривать!
Эля подлетела к сестре и залепила той пощечину. Сонина голова дернулась. Но она ничего не сказала, не ударила сестру в ответ. Только его за руку успела схватить, останавливая.
— Да, я не мать. Я твоя сестра. Я буду вытаскивать тебя из всякого дерьма и дальше. Но в какой-то момент я могу просто тупо не успеть. И хорошо, если все закончится жестким трахом, а не групповым изнасилованием.
— В машину, живо! — рявкнул он Эле, — И скажи спасибо, что я женщин не бью. И я не твоя сестра, покрывать перед отцом не буду.
— А ты вообще не лезь! Ты ее бросил! Ты тоже не святой!
— Я тебя сейчас, как есть, в снег башкой окуну, поняла? В машину села живо, и рот закрой!
Элька села.
Он зачерпнул ладонью горсть холодного снега, смял в шарик и подошел к Соне, повернул ее лицом к себе и приложил к краснеющей щеке холодный шарик.
Его девочка молча плакала.
Молча.
Выбросил снег.
Дернул ее к себе. Обнял со всей силой. Обхватил, пытаясь укрыть от всего и от всех.
— Я так больше не могу…
Он не мог ее сейчас утешить или заверить в чем-то. Она бы не услышала. Но он мог ее просто держать в своих руках. Мог спрятать ее лицо и дать ей выплакаться.
Она его. Теперь точно. И уже никогда от него не избавится.
Часть четвертая
Спустя несколько дней…
Григорий Потапович пил очень-очень редко, в исключительных случаях и ситуациях. И вчера он нажрался, как последняя свинья в мире, ведь ему было, что праздновать. Но, это не главное. Нужно было сбросить напряжение. Отрешиться от всего, уйти куда-то.
Напился. Молодец. Сбросил напряжение, твою мать, красава вообще!
Ну кто, бл*дь тянул его за руку к этой гребаной перегребаной текиле? Знает же, что потом будет целый день лежать и подыхать от мощной интоксикации.
В голове, кажется, начался концерт второсортной рок-группы, а на фоне барабанов и бас-гитары что-то попсовое тарабанит в висках.
«Тыц-тыц-тыц».
Можно смело идти и вешаться.
За всю свою жизнь, а прожил Григорий не много, не мало тридцать восемь лет, успел прийти к выводу, что лучшее средство от головы — это топор.
Но топора под рукой не было, а вот вездесущая домработница была. Как и стакан воды на прикроватной тумбочке, волшебная таблетка тоже там же лежала. И если верить, что она поможет, то она поможет. Сила самовнушения — это мощная штука, он по себе это знает.
Мозги у человека вообще очень интересно устроены. И самовнушение — это то ли механизм защиты, то ли разрушения. Хрен кто знает точно.
Гриша вот и защиту на себе испытал и разрушение хлебнуть пришлось.
С бодуна думать о бывшей жене, о семейной жизни…,это полный капец самолюбию и здравому рассудку. Но вставать с кровати и идти что-то делать, работать там или что, это вообще приравнивается к самоубийственной миссии.
Миссия невыполнима, чтоб ее!
Он перевернулся на спину и уставился в потолок.
Новая квартира. Еще ремонт даже не сделал как хотел, чтоб комфортно было. Все времени не находил, да и жить в ремонте, то еще удовольствие, а гостиница его б точно довела…до чего-то не очень хорошего.
Ах, да… о чем он? Новая квартира. С хорошей планировкой, в новом спальном районе…продвинутый такой район и жилплощадь не дешёвая. Взял квартиру не глядя, главное, что мебель есть и парковочное место. Все.
Ему нужен был дом, место, куда он может вернуться.
Купил. Окей. А дальше что? Место это, домом так и не стало.
Григорий по натуре был домоседом. Не любил шумные сборища. Домашний уют, семья, жена и дети. Он всегда этого хотел, всегда к этому стремился. У него был период «гулянья» и тра*анья всего, что движется.
Он ждал ту единственную на которой женится раз и навсегда.
Дождался на свою голову.
Выбор пал на одногруппницу Тамару. Красивую, умную и, казалось бы, разделяющую его взгляды на жизнь.
У них все было тихо и спокойно. Никаких вспышек страсти. Линейные и тихие отношения, уважение, доверие и любовь… так ему думалось. До поры до времени.
Он учился на экономиста, а в итоге заинтересовался программированием и возможностями интернета. Онлайн-магазины, шоппинги и так далее. Григорий на этом поприще построил свой бизнес.
И, спасибо родителям, которые, видя, как сын карабкается на вершину, надоумили заключить брачный договор.
Как же он не хотел, не видел в нем смысла. Все верил людям. Томке верил. Зря, как оказалось.