Я не выдержала и захихикала.

Люк схватил меня за талию и развернул так, что прижатой к стеклу оказалась я. Он поднял мне руки над головой, и я засмеялась еще громче.

– Ты как будто вышел из мыльной оперы, – сказала я.

– Эй, ты первая начала!

Я закинула ногу ему на бедро и притянула его ближе к себе.

– Она все еще смотрит, – сказал он. – Продолжай.

Но я не хотела продолжать. Я хотела поцеловать Люка по-настоящему, не напоказ и уж точно не для Ханны.

– Пожалуй, она увидела достаточно. – Я оглянулась, послала ей воздушный поцелуй и резко опустила жалюзи.

– Ты когда-нибудь расскажешь, что между вами произошло? – спросил Люк.

– Не-а.

Я не видела в этом смысла. За последние три месяца мы с Ханной не сказали друг другу ни слова. Мы учились в разных школах, я ходила в театральный кружок, а она – на репетиции церковного хора, и наши пути редко пересекались.

Не то чтобы меня это радовало, но что поделаешь?

Я подвела Люка к своей кровати. Он присел на край, а я встала между его колен. Погладила его темно-каштановые кудри и постаралась отбросить мысли о Ханне.

– Ну, когда вы наконец помиритесь, напомни мне ее поблагодарить.

– За что?

– Я буду думать сегодня перед сном об этом поцелуе.

Я улыбнулась и подумала: «Двести семьдесят три». Точнее, мне казалось, что подумала. На самом деле я произнесла это слух. Люк отодвинулся и посмотрел на меня.

– Что ты сейчас сказала?

– Ничего.

Я густо покраснела, понадеявшись, что Люк ничего не заметит в полутьме.

– Что значит «двести семьдесят три»?

– Я вовсе не это сказала, а… – Я попыталась придумать что-нибудь в рифму к «семьдесят три», но мне ничего не пришло в голову.

А Люк не сдавался. Он обхватил меня за бедра и притянул к себе.

– Ну, объясни.

– Не могу. Мне неловко.

– Со мной-то чего смущаться? – Люк расстегнул пуговицу на моей блузке. – Так что? У тебя двести семьдесят три веснушки?

Он поцеловал меня в ключицу.

– Возможно. – Я хихикнула. – Хочешь их сосчитать?

– Не могу. – Очередной поцелуй. – Здесь слишком темно. Ну, говори.

– Не скажу. Ты решишь, что я странная.

– Как же иначе! Ты и есть странная. В хорошем смысле, – ответил Люк и, глядя мне прямо в глаза, расстегнул следующую пуговицу.

– О-о, это мне нравится даже больше!

Я вытащила телефон из заднего кармана джинсов, открыла «Заметки», пролистала до 273-го дня и напечатала:

– Ладно, уговорил. Смотри. – Я протянула ему телефон.

Люк медленно провел пальцем по экрану, проглядывая мои заметки.

– Погоди-ка, а кто сказал все эти слова в кавычках?

– Ты.

– Шутишь?

– Нет. Я начала вести этот цитатник в первый же день, когда мы с тобой познакомились. Тогда ты кое-что сказал, чем ужасно меня рассмешил.

– Это что?

Я промотала документ до самого верха.

Он тихонько рассмеялся.

– И я не ошибся. Я знал, что ты интересная.

– А как же. – Я ухмыльнулась. – Но переплюнуть всех этих скучных девчонок, с которыми ты встречался, было несложно.

Люк показал на последнюю запись «День 437».

– Почему он здесь заканчивается?

Я пожала плечами и беспечно бросила:

– Это двадцатое августа.

День, когда Люк уедет в Денвер и поселится там в университетском общежитии, а я, если повезет, отправлюсь в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

– О! – выдохнул он.

Повисла неловкая тишина.

Я решила разрядить атмосферу шуткой.

– Я ни на что не намекаю, но последняя заметка должна быть самой классной. Советую уже сейчас начать думать, что ты скажешь в четыреста тридцать седьмой день.

Люк улыбнулся и продолжил читать мой цитатник.

– Что? Да быть такого не может!

Он залился хохотом, и мне пришлось зажать ему рот ладонью.

– Тише! Разбудишь мою маму!

Люк убрал мою руку и спросил:

– Почему ты не засмеялась мне в лицо, когда я заявил, цитирую: «От этих песен у меня создается ощущение, будто ты в моих объятиях»? Я такого не говорил!

– Говорил. Помнишь, ты составил для меня музыкальную подборку? Потому что ты лапочка.

Я поцеловала его в нос.

– Я думал, из-за этого цитатника неловко должно быть тебе, а не мне?