Но не сейчас.

Я развернулась и побежала в противоположном направлении, к холмам. Через два квартала пришлось остановиться у перекрестка. Я ударила по кнопке на столбе светофора так сильно, что у меня заныли костяшки. Загорелся зеленый, и я пулей промчалась через дорогу и парковку. У трех металлических ограждений, преграждающих путь велосипедистам, я сбавила скорость, повернула налево и уже медленнее побежала по лесной тропинке в чащу.

Деньги пропали. Я знала, что папа оплачивает нужды программы сценического искусства в нашей христианской школе «Завет» из своего кармана, потому что церковный бюджет он уже потратил, как и вложения других, более крупных местных церквей, но мне и в голову не приходило, что он начнет тратить средства, отложенные мне на учебу.

Тропинка начала петлять, круто уходя вверх. Я сосредоточилась на верхушке холма, где стоял деревянный указатель, принялась энергичнее размахивать руками и перешла на более широкий шаг, ускоряя бег. Я добежала до указателя, не отрывая от него взгляда, и победно хлопнула по нему рукой. А потом резко повернула направо и помчалась дальше, следуя замысловатым изгибам узкой тропинки.

Родители всегда говорили об университете как о данности. Мол, очевидно, что после окончания старшей школы человек поступает в вуз. Иначе и быть не может. Они твердили, что все оплатят, и мало беспокоились о ценах на обучение и комиссионных сборах за учебу в другом штате. Если бы меня предупредили заранее, я смогла бы подготовиться. Подать на стипендию, гранты или что-то вроде того.

Я не могла представить себе жизнь без Бостонского университета. Для меня письмо о зачислении символизировало нечто большее, чем четыре года высшего образования. Оно дарило мне возможность переехать в другой город, где никто меня не знает, никто не следит за каждым моим движением, не анализирует, не осуждает. Возможность быть просто Ханной, а не дочкой пастора Жака. И стать кем мне заблагорассудится.

Я бежала по крутому склону, сбоку ненадолго показался мой район, но вскоре его снова закрыли деревья. Через три мили меня ждала верхушка холма, обозначенная грудой камней. Я забралась на свой любимый камень, который раньше называла «камнем молитв», а теперь «камнем раздумий».

Я глубоко вдохнула. И заорала во все горло.

Испугавшись громкого крика, птицы вылетели из гнезд, а белки выбежали из своих домиков. Мне стало намного легче после того, как я выпустила пар. По щекам потекли слезы, смешиваясь с потом, и я вытерла лицо футболкой.

Сидя на холодном камне, подобрав под себя ноги и опустив голову на ладони, я принялась раскачиваться вперед-назад, всхлипывая и дрожа всем телом, прерывисто дыша и даже не пытаясь успокоиться.

Я сердилась на папу, но еще сильнее я сердилась на саму себя.

Потому что Эмори была права.

Она попала в точку во всем.

День 275-й, осталось 162

Я спустилась на первый этаж, потирая глаза.

– С добрым утром, соня!

Мама стояла у плиты в черных спортивных штанах и ярко-оранжевой майке. Из небрежного пучка на макушке выбивались темные пряди волос, падая на плечи и обрамляя лицо. Она тихонько напевала себе под нос, как обычно, когда занималась готовкой.

Кофе оказался холодным, вчерашним, так что я опрокинула кофейник в раковину и заварила свежий. Дожидаясь, пока он приготовится, я облокотилась на кухонную стойку и закрыла глаза.

– Ты сегодня очень бодрая.

– Я проснулась несколько часов назад, – отозвалась мама и махнула лопаткой в сторону столовой. – И много чего успела сделать.

Я обернулась на стол, устланный вырезками из свадебных журналов.

– И не говори, – пробормотала я и подошла к столу.

Мама аккуратно разложила фотографии платьев на отдельные стопки. Платья без бретелек. Длинные бальные платья. Короткие и игривые. Изящные и облегающие. Фото цветных нарядов она тоже сложила в небольшую стопку.

Мама подошла ко мне сзади и оперлась подбородком на мое плечо, любуясь результатом своих трудов.

– Скажи честно, я переборщила? Я не обижусь.

– Да, мам, ты уж слишком усердствуешь.

– Знаю. – Она вздохнула и взяла со стола фотографию девушки в расшитом блестками платье. Казалось, модель сошла с экрана анимационного фильма. – Я хочу, чтобы в этот раз все было идеально… Но может, я уже переросла все эти сказки про принцесс?

За последние несколько месяцев я узнала о свадебных платьях куда больше, чем мне хотелось бы, и теперь могла отличить чистый шелк от органзы, фасон «русалка» от фасона «принцесса», вырез сердечком от выреза-лодочки. Я знала, в чем разница между шлейфом для церкви и шлейфом для кафедрального собора, между заниженной и высокой талией.

Я разворошила стопку платьев прямого кроя и выбрала самое простое, с глубоким овальным вырезом и без стразов.

– Мне нравится вот это.

– Более взрослое?

– Более элегантное. – Я протянула вырезку маме. – Ты все равно будешь выглядеть как принцесса.

Она приобняла меня и внимательно рассмотрела фотографию.

– Не знаю, хорошо ли будет на мне смотреться платье без бретелек. – Она кивнула на свою грудь. – Ты же знаешь, я сильно похудела, и в этой области мне похвастать нечем.