Юрьев вытащил из-за пояса пистолет.
– Брось, фраер, он же у тебя не заряжен!
– сказал, хохотнув, Чика, но все же остановился в двух шагах от Юрьева.

– А почему ты, недоделанный человечек, думаешь, что я хочу стрелять? очень спокойно сказал Юрьев и тут же изо всех сил швырнул "Макарова" в голову Чике, только открывшему рот от изумления, вложив при этом в бросок все свое отчаяние и ненависть.

Металл, угодивший Чике в лицо, бросил урку навзничь - затылком в песок и прошлогоднюю хвою.

Подняв "Макарова" и с омерзением вырвав из руки бездыханного Чики нож, Юрьев, полный решимости и даже радости сейчас же умереть, с хрустом ломая ветки и сучья, побежал в лес - туда, куда увели подростка.

– Это ты, Чика?
– крикнул невидимый за деревьями Ласковый,- А того что ж оставил? Мы и без тебя справимся...

– Без меня не справитесь!
– крикнул Юрьев, выскочив на поляну, посреди которой на коленях стоял Максим. Здоровяк держал его за волосы и горло. Максим, закрыв глаза, плакал.

Что-то горячее и терпкое подкатило к горлу Юрьева. Он вдруг увидел в этом совсем по-детски плачущем юноше, униженном и раздавленном, своего сына, и в глазах у него потемнело.

Юрьев не увидел ножа в поднятой руке Ласкового, когда бросился на него со звериным криком. Шага за три до бандита он споткнулся о корень и, потеряв равновесие, полетел вперед головою - прямо в живот Ласковому, сгибая его пополам и сбивая с ног.

Корень спас Юрьева: нож бандита прошел чуть выше - над головой, лишь скользнув лезвием по бритому черепу. Вскочив на ноги, Юрьев всего один раз ногой под ребра - ударИЛ Ласкового, который пытался подняться с земли. Но ударил так, что Ласковый, охнув, выронил нож и перевернулся на спину.

А дальше Юрьев уже не чувствовал ни ударов оправившегося от удивления Блондина, ни боли в собственных руках, когда, выбивая себе пальцы, он бил, бил, бил в ненавистное лицо насильника, колол его мечущуюся тень и, не переставая, кричал, словно пытаясь навсегда выкричать из себя разрушительную ненависть и боль...

Первым дрогнул Блондин. Припадая на правую ногу и прижимая руку к бедру, окрашенному кровью, он, не оглядываясь, напролом помчался сквозь молодой лес, на всю округу треща сучьями, как испуганный сохатый.

Понимая, что силы теперь не равны и что ждать помощи от Чики больше не имеет смысла, Ласковый, не проявлявший до этого активности по причине своего горизонтального положения, поднялся и попробовал юркнуть в кустарник, но Юрьев настиг его и сбил с ног ударом кулака в затылок. Ласковый затих среди прошлогодних сосновых шишек, сухих веток и деловитых муравьев...

Максим оттащил Юрьева, все еще кричащего что-то невнятное, от уже не сопротивлявшегося бандюги.

– Вы могли его сейчас разорвать... Извините, но мне даже показалось, что вы свихнулись,- сказал Максим Юрьеву, когда тот перестал кричать и сел,- ноги уже не держали.- У вас все лицо в крови, страшнее, чем у вампира в фильмах ужаса...

– Это я, наверное, от Чики заразился. Он там, на дороге. Кажется, я его убил,- наконец сказал Юрьев.

– А откуда он взялся? Сбежал?

– Не знаю. Не понимаю... Максим и Юрьев вышли из леса на дорогу. Но Чика куда-то исчез.

– Так где же Чика?
– спросил подросток.

– Сам видишь, нету... Ну и живуч, кровосос!-почти с радостью сказал Юрьев. Чика был ему ненавистен, но Юрьев не хотел никого убивать.- Пошли, здесь уже близко.

Они направились к дому Николая Алексеевича, на всякий случай смотря по сторонам: в любую секунду готовые отразить повторное нападение.

– Я - Юрьев, Анатолий Юрьев, товарищ Николая Алексеевича. Мне очень надо поговорить с ним,- пытался объяснить он упорно не признававшему его охраннику, который загородил своей широкой задрапированной турецкой лайкой грудью узенькую калиточку к долгожданному отдыху и покою.

Юрьев улыбался охраннику, то и дело поглаживая бритую голову и как-то стыдливо прикрывая ладонью свой разбитый рот.

Перед тем как заявиться к студенческому товарищу, он попытался навести порядок на голове: умылся в какой-то канаве, стер и содрал с макушки запекшуюся кровь. Получилось совсем недурно, если, конечно, не слишком печалиться по поводу напрочь утраченного сходства с фотографией в паспорте.

Наконец охранник, зевнув, грубо толкнул его в грудь и закрыл калитку.

Юрьев кричал охраннику, что его преследует милиция, что это они его так отделали и что, если его сейчас же не впустят, он пожалуется своему близкому другу Коле (не какому-то недосягаемому Николаю Алексеевичу, а именно Коле), который, конечно же, не допустит, чтобы его друзей обижали.

Последние слова все же подействовали на охранника, и после некоторого раздумия он потащился в дом за инструкциями.

Юрьева и Максима впустили. Николая Алексеевича дома не было, и никто не мог сказать Юрьеву, где он. Все ждали Марселя, который кого-то искал в городе. Юрьев подумал, что Марсель, возможно, ищет его или продолжает поиски Игоря.