Отношения еп. Димитрия с другими членами причта Покровской церкви стали портиться во второй половине 1927 года. Архим. Феодосий (Алмазов) писал позднее об этом периоде, характеризуя ленинградских архиереев: «…епископ Димитрий (Любимов), крайне правый. Доходами он пользовался от Покровской церкви, (впоследствии закрытой), занимая вторую вакансию при настоятеле протоиерее В. Акимове, никогда не говорившем проповедей, но бывшем профессором Богословского института, управлявшегося протоиереем Чуковым, потом закрытым. Попытка епископа Димитрия стать настоятелем Покровской церкви потерпела поражение. Протоиереи Акимов, Чепурин и Казанский (первый и третий уже в могиле) не уступили ему настоятельства, вопреки желанию народа» [104] .

Конфликты с другими членами причта Покровской церкви у еп. Димитрия стали возникать после выхода 29 июля известной «Декларации 1927 г.» Уже в середине августа, по свидетельству Н.А. Мещерского, через него епископ Гдовский, прот. Александр Советов, схимон. Анастасия (Куликова) и еще несколько священнослужителей отправили высланному в Моденский монастырь митр. Иосифу послание с выражением своего несогласия с политикой Заместителя Патриаршего Местоблюстителя [105] .

Впрочем, когда 28 августа временно управлявший в то время Петроградской епархией сторонник митр. Сергия епископ Петергофский Николай (Ярушевич) послал в административный отдел заявление с просьбой зарегистрировать Епархиальное управление, он включил в его состав, помимо себя, еп. Димитрия, ей. Серафима (Протопопова) и семь протоиереев в качестве временного совета. Из этих кандидатов три протоиерея (все будущие иосифляне) были отведены ОГПУ, а когда 14 ноября 1927 г. Леноблисполком, наконец, зарегистрировал Епархиальный совет, в нем не оказалось и еп. Димитрия [106] .

К этому времени отношения Владыки и еп. Николая резко обострились. Несмотря на указ от 13 сентября о переводе митр. Иосифа на Одесскую кафедру, еп. Димитрий постоянно поминал за богослужением митрополита и игнорировал распоряжения еп. Николая. После того как «двадцатка» Покровской церкви 14 октября пригласила на торжественное богослужение в престольный праздник епископа Петергофского, Владыка Димитрий не стал служить вместе с ним. Прот. М. Чельцов так написал об этом инциденте: «На Покров (1 октября ст. ст.) в храмовый праздник церкви, при которой он в течение многих лет священствовал и теперь епископствовал, он не служил, будучи вполне здоров и оставаясь в своей квартире. Отчего? Почему? Да потому, что Николая он поминать не хотел, но и Иосифа не мог ввиду распоряжения церковной власти и принятого причтом церкви решения. Ярко отмежевавши себя от Николая, Димитрий старается чаще служить в Лавре, где Николая не поминали» [107] .

Заслушав доклад еп. Николая о ситуации в северной столице, митр. Сергий и Временный Синод 25 октября постановили подтвердить перевод митр. Иосифа на Одесскую кафедру, а «Преосвященным викариям Ленинградской епархии Димитрию и Серафиму предписать всякий выезд из пределов Ленинградской епархии с ведома и благословения времен, управл. Ленинградской епархией Преосвященного Николая и вообще находиться в должных к нему, как временно управляющему епархией, отношениях» [108] .

Однако это постановление выполнено не было. Епископ Димитрий, «ничем доселе не проявлявший себя, активно и резко становится на защиту Иосифа и отказывается поминать Николая». Постепенно конфликт все более расширялся. В Ленинграде образовалось две церковных группы: еп. Николая (Ярушевича) и еп. Григория (Лебедева), который, по свидетельству о. М. Чельцова, «сам как-то не выставлялся, оставался как бы в тени, но все к нему сводилось и от него исходило. У него собирались некоторые из священников и мирян, его глазами смотрел и его словами говорил епископ Димитрий» [109] .

24 ноября епископ Гдовский присутствовал на первом собрании руководителей оппозиционеров на квартире прот. Феодора Андреева, а через несколько дней уже на квартире Владыки Димитрия был заслушан текст обращения к митр. Сергию, который устроил далеко не всех. После бурной дискуссии на этом собрании было решено написать три новых послания к Заместителю Местоблюстителя с критикой курса его церковной политики. Одно из них – от шести викариев Ленинградской епархии, в числе других архиереев, подписал еп. Димитрий. Он же возглавил и знаменитую делегацию представителей духовенства и мирян северной столицы к митр. Сергию. Однако двухчасовая беседа с Заместителем Местоблюстителя 12 декабря не принесла желаемых результатов. Вот как рассказывал об обращении Владыки Димитрия к митр. Сергию участник этой беседы: «Епископ Димитрий, семидесятилетний старец, пал перед митрополитом на колени и со слезами в глазах сказал: “Владыко, во время моей хиротонии Вы сказали мне, чтобы я был верен Православной Церкви и в случае необходимости готов был и жизнь свою отдать за Христа. А Вы Вашей Декларацией вместо пути Голгофы предлагаете встать на путь сотрудничества с богоборческой властью, гонящей и хулящей Христа”. Но убедить митрополита сойти с пути компромиссной легализации Церкви и встать на путь Голгофы Владыке не удалось» [110] .

Тяжело было епископу порывать с хиротонисавшим его архиереем, но религиозная совесть все же побудила его после возвращения из Москвы, взяв на себя инициативу, подписать 26 декабря вместе с еп. Сергием (Дружининым) акт отхода от Заместителя Местоблюстителя. В этот день еп. Димитрий на своей квартире объявил еп. Николаю (Ярушевичу) о том, что он и его единомышленники порывают молитвенное общение с митр. Сергием.

Вскоре после оглашения акта отхода в кафедральном соборе Воскресения Христова еп. Димитрий написал письмо духовенству ст. Сиверская (расположенной вблизи г. Гатчина) с обоснованием своего шага: «Вас смущает прежде всего то, что мы так долго не пор[ы]вали канонического общения с митрополитом Сергием, хотя и послание его, и дело митрополита Иосифа давно уже были перед нашими глазами. На сие ответствую так: последнее представлялось нам первоначально одним из обычных даже для Патриарха подтверждений о невмешательстве Церкви в дела гражданские. И нам пришлось изменить отношение к нему лишь тогда, когда обнаружилось, что послание начинает оказывать сильное влияние и на дела чисто церковные и искажать не только канонически, но даже и догматически лицо Церкви. Плоды его выявились не сразу, а самые крупные из них, по крайней мере, до сего времени, отразившиеся и в нашей епархии, следующие: