Изменить биологические условия болезни – задача не психологическая, а медицинская. Но есть и другая важнейшая задача, разрешение которой имеет поистине общечеловеческое значение, – социальная адаптация больного, приобщение его к полноценной жизни. И разработка этой проблемы немыслима без широких психологических исследований, ведь человек не просто пассивно приспосабливается к биологическим условиям болезни, которые, подобно жесткому клише, единообразно оттискивают его психический облик, но способен компенсировать, преодолевать их, строить, творить себя даже в стесненных условиях. Мы, правда, с детства прочно затвердили, что «в здоровом теле – здоровый дух», а следовательно, в теле больном и дух болен, но реальность учит другому – тому, что помимо этих вариантов (которые, согласно изложенной в предыдущем параграфе типологии (см. схему 2.1), занимают позиции 1 и 8) есть еще два, и тоже достаточно типичных, иллюстрации к которым легко подберет из своего опыта не только профессиональный психолог, но и любой психолог-любитель, любой внимательный наблюдатель жизни. Эти варианты (в нашей типологии они значатся под номерами 7 и 2) суть следующие: во вполне здоровом теле может бытовать дух упадка и разложения, и, напротив, духовное здоровье и ясность сочетаться с тяжкими недугами тела. Распространенность последних двух вариантов и дала, видимо, повод к появлению следующего четверостишия И. Иртеньева, построенного как оппозиция затасканной латинской пословице:

Что касается профессиональных свидетельств существования вариантов соотношения биологической и социальной полноценности, то сошлемся, например, на мнение столь опытного клинического психолога, как В. Н. Мясищев. «…Могут быть выделены, – писал он, – четыре основных типа: 1) тип социально и биологически полноценный; 2) социально полноценный при биологической неполноценности; 3) биологически полноценный, а социально неполноценный и 4) социально и биологически неполноценный» [125] .

Впрочем, пора и латинян реабилитировать. Слова, ставшие пословицей, взяты из «Сатир» Ювенала, а именно стиха «orandum est ut sit mens sana in corpore sano», который был направлен тогда против одностороннего увлечения телесными упражнениями, то есть фактически имел иной (если не обратный) последующему употреблению смысл. Стих переводится как «молитесь (надо молиться), чтобы ум (дух) был здоровым в здоровом теле» [126] . Речь шла, таким образом, об уповании, труде, усилиях, благодати, необходимых для достижения гармонии, а вовсе не о прямой зависимости духа от здоровья тела. Не вина Ювенала, что осталась в культурной памяти большинства лишь «mens sana in corpore sano» без столь важного смыслового контекста.

Предложенное понимание позволяет в первом приближении оценить роль биологических, точнее, может быть, – органических [127] условий, которые привносит в психическое развитие болезнь. Причем не обязательно собственно душевная. Любая серьезная болезнь меняет протекание психических процессов. Со времен Гиппократа известен «желчный характер», который связывают с заболеванием печени; давно описано лихорадочное возбуждение, убыстрение темпа психических функций, возникающие вследствие нарушения газообмена при туберкулезной болезни и пр. Впрочем, даже обычный грипп или простуда (высокая температура, головная боль, насморк) уже искажают условия функционирования и качество памяти, восприятия, мышления, и в этом смысле трудно найти чисто соматическое заболевание, вовсе лишенное влияния на психику.

…Мы еще вернемся к теме влияния болезни (на этот раз только душевной) в третьей главе книги, а пока, ограничившись представленными самыми общими выводами и положениями, продолжим знакомство с исходными психологическими гипотезами и предпосылками исследования.

Начнем с краткого обозначения основных понятий, которыми обычно оперируют в рассуждениях о психической деятельности в рамках отечественной культурно-исторический традиции [128] . Исходным является понятие «потребность». Потребность трактуется как требование, нужда, ожидание, стремление к какому-либо недостающему, желаемому предмету, содержание которого может быть самым разным – от необходимости размять энергичным движением затекшее от долгого сидения тело до стремления к познанию. От содержательных показателей мы можем отвлечься, однако, лишь в формально-логическом плане, в плане же конкретно-психологическом они составляют ключевую характеристику потребности, наполняя ее энергетическую емкость и потенциал определенностью и осмысленной направленностью. Не зная, не представляя себе предмета потребности, рассматривая ее как «потребность вообще», мы почти ничего не можем сказать и о собственно психологической характеристике самой потребности, о тех конкретных актах, которые будут предприняты для ее удовлетворения. Эта направляющая, побуждающая к активности функция предмета особо выделена в общепсихологической теории А. Н. Леонтьева, где ей придана роль двигателя, мотива всей деятельности в целом.

Предмет потребности, как правило, не может быть достигнут сразу, он дан в сложной, часто препятствующей достижению жизненной среде с присущими ей жесткими условиями и преградами, так что обычно требуется не одно, а целая цепь, система взаимосвязанных действий, направляемых на некоторые промежуточные, опосредующие цели. В свою очередь каждая цель действия может быть достигнута, выполнена разными способами, разными конкретными операциями. Все вместе эти цели, действия, способы, операции и образуют наличный, или, как говорят, операционально-технический состав деятельности. Схематично это можно представить себе так:

Схема 2.2

где для удовлетворения потребности (П) развертывается деятельность, состоящая из ряда действий (д1, д2, …, дn), направленных на осуществление целей (ц1, ц2…, цn), подчиненных в конечном счете задаче достижения предмета, мотива (М) всей деятельности в целом.

Однако такая схема, взятая сама по себе, вполне укладывается в рамки сугубо бихевиористских представлений, одинаково, по сути, отражая и поведение крысы в сложном лабиринте, и внешнюю сторону действий человека, стремящегося в условиях стоящих перед ним преград обойти, преодолеть их и достичь желаемого. Даже поправка на то, что животное действует инстинктивно, а человек выбирает пути и действия по разуму, не устраняет известной механистичности представленного. Чтобы понять специфику человеческого поведения, необходимо ввести в рассмотрение некоторые характеристики сознания, которые тесно связаны с регуляцией предметной деятельности.

Важнейшей образующей сознания, исследованию которой посвящены многие работы психологов, является значение. А. Н. Леонтьев описывал значение как идеальную, духовную форму кристаллизации общественного опыта, общественной практики человечества. «Человек в ходе своей жизни усваивает опыт предшествующих поколений людей; это происходит именно в форме овладения им значениями… Итак, психологически значение – это ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многосторонности) обобщенное отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщенного „образа действия“, нормы поведения и т. п.» [129]