– Я хочу есть. Накормишь меня? – спросила Дарси, словно доверчивый, чистый ребёнок.

– Что тебе приготовить? Чего бы ты хотела?

– Сэндвичи или то, что найдёшь в холодильнике, и чего не жалко для вечернего непрошенного гостя. И кофе. Я без него сейчас не представляю свою дальнейшую жизнь.

Андре отправился на кухню и в этот момент ассоциативно почувствовал себя, словно язвенник в индийском ресторане. Он исходился слюной по огненно-острому, и одновременно запретному, вкушая только глазами. Но, однако, видел, как другие просто и без каких-либо привилегий поедают перчёную кухню, получая сиюминутное гастрономические наслаждение, о котором вскоре возможно забудут. Дарси – острая кухня, а Винкерт любил и Дарси и острую кухню – их обеих, до изжоги.

Он заботливо приготовил сэндвичи с ветчиной и листьями салата, без эмоциональная кофе-машина сотворила кофе.

– Поешь, и ложись отдыхать.

Дарси последовала совету друга. Поглотила сэндвичи, выпила кофе и умиротворённая растворилась в расстеленной для неё, кровати в спальне, приготовившись, стать дочерью Морфея. Андре старательно накрыл её одеялом, погладил по голове.

– Поспи. Тебе нужно как следует отдохнуть, восстановить силы. Всё образуется, не думай сейчас ни о чём.

У каждого человека в жизни должна быть обязательно отдушина. Для Дарси отдушиной был Андре. В перспективе, конечно, снова маячила мифическая дружба между влюблённым парнем и девушкой, позволяющей себя любить. Хотя, при этом Дарси не стеснялась черпать вдохновение из источника, наполненного странной дружбой. Отдача от дружеских взаимоотношений для Андре так же существовала – это поддержка от идентично родственной души, что дорогого стоит. И всё же, Дарси не эмоциональный паразит-потребитель – под маской рока она умело прячется лишь от других. Андре в свою очередь искусно прячется за мизантропической стеной, однако, за всем этим лицедейством скрываются тонкие, чуткие, остро чувствующие мир – ранимые души.

Винкерт вышел в гостиную и пытался работать, но скомканные мысли не способствовали плодотворному процессу. Дарси это чувствовала, она видела друга насквозь.

– Андре, – окликнула Дарси, – я не хочу спать, почитай мне свою книгу.

– Ладно. Я прочитаю тебе только кусочек – многое застопорилось пока.

– Ничего страшного. Это не помешает микро презентации книги в уютном и тёплом кругу друзей. – Остроумие иногда помогало Дарси обесточивать собеседника.

Андре засмущался, но не отступил.

– Эпиграф. «Главный урок истории заключается в том, что человечество не обучаемо. Уинстон Черчилль».

– Я, кстати, ещё не придумал название и не определился, будет у меня псевдоним или нет.

– Ничего, не отвлекайся, читай.

– Пролог. Возможность списания жизненной энергии привело к глобальному реформированию в уголовно – исполнительной системе. Произошла замена тюремного срока, который по решению суда, должен отбывать заключённый – на списание жизненной энергии, в равном эквиваленте времени и сумме назначенного штрафа. В дальнейшем, это привело к упразднению тюрем по всей стране. У государства высвобождались колоссальные средства, которые были необходимы для содержания комплекса государственных учреждений и органов, исполняющих определенные виды наказаний, органов управления и иных структурных подразделений, решающих общие задачи, связанные с организацией исполнения и отбывания наказания. Также высвобождались и рабочие места, но это оказалось меньшим из зол. Государственная система могла себе позволить дальнейшее переобучение и содействие в трудоустройстве оказавшимся не удел кадрам.

Не возникло проблем и с особо опасными преступниками, а также отъявленными рецидивистами, не нужно было их содержать до глубокой старости и смерти, если срок наказания – пожизненный. Списание позволяло решить проблему буквально за один день, без муторного содержания в ближайшие 20-50 лет. Была и другая сторона реформы, позволяющая преступникам, совершившим мелкие незначительные преступления или в юном возрасте, полностью реабилитироваться перед обществом и принести ему пользу. Тут же нашлись противники реформы, выступившие с акциями протеста по всей стране. Оппозиция убеждала, что у осужденного человека должно быть право выбора: отбывать установленный срок наказания в тюрьме или подвергнуться списанию…

Далее Андре прочитал Дарси первую и вторую главу своей книги. И на этом остановился.

– Не ожидала от тебя, – выслушав, произнесла Дарси. – Захватывает, и важно, что твоя идея уникальна, я никогда раньше такого не читала, не слышала, и не видела в экранизациях.

– Я боялся, что тебе не понравится.

– Ты воспринимаешь мир под творческим углом. Я ничего не могу создать. Могу только повторить по шаблону вторично, но зато умею чудесно критиковать и разносить всё в пух и прах. Продолжай писать. Произведения, как дети, – одни признанные, талантливые, живущие отдельно, своей жизнью, а другие непутёвые, без разницы талантливые или нет – они живут у тебя.

– Меня пугает критика.

– Чушь. Не слушай никого. Они не видят в своей голове то, что видишь ты.

– А если меня не поймут? Если до большинства не дойдёт, что я хотел сказать.

– Ничего страшного. Великие творят, не ориентируясь на толпу и потенциальный рынок. Как там, в цитате – человечество не обучаемо? Значит, следующие поколения может быть, поймут.

Дарси была осторожна с критикой, не ломала творческие крылья. И сейчас она так же не фальшивила, и не проявляла вежливо-лживый интерес. Хотя своей прямолинейностью она всегда наживала себе больше недоброжелателей, чем сторонников. Умела сказать правду в лицо и по глазам, вышибая с первого удара, но зато это отрезвляло от напрасных и бестолковых иллюзий. В этом не было проявления снобизма, хотя многим людям, едва знавшим её, так казалось, скорее они хотели видеть Дарси такой. Но в отличие от снобов, из Дарси не нужно было извлекать драгоценные человеческие качества.