Шрифт:
— Ты что-то знаешь? — прищурился недоверчиво.
— Ничего.
«Соврала» — мысленно констатировал дьявол, чмокнув ее лобик.
«Недоговариваю» — парировала она.
— Олимпия, нежная моя, я бы его охотно отправил, но уверен, его не пригласят… уже.
— Он в прошлые разы хулиганил? — изящные руки обвили шею Темнейшего из Светлейших.
— Я бы сказал — поел до отвала, — произнес он, наклоняясь к алеющим губам синеглазой красавицы. — Там же сбор самых опасных хищников из более, чем ста миров. А он у меня еще маленький и не может отказаться от ядовитых, аппетитно пахнущих и огрызающихся зверюг.
— Потому что не приучен, сдерживать аппетиты? — сурово спросила она.
— Я пытался еще с момента его появления в Аиде. Но мы вначале долго искали, чем его кормить, и, в конечном счете, сделали любителем опасного перекуса.
— Люциус, а вдруг он все же будет приглашен?
— Вряд ли.
Правитель Аида страстно поцеловал демонессу, заставляя забыть все на свете. Правда, оторвавшись понял, что недожал с напором, нужно было быть игривее. Иначе бы объект его страсти опять не замышлял что-то против своего почти мужа.
— А если все же… — она с трудом восстановила дыхание, но спросила, — если его позовут, отпустишь?
— Да. Но должны прийти нужные бумаги с печатями и…
— Как все удачно складывается! — Олимпия легко вывернулась из его объятий и, вызвав из воды пару свитков и перо для подписи, вручила все это ему. — Они запрос уже прислали. Ознакомься и отправь Церба на вампирский игры.
И отошла со словами:
— А я, пока поем. Впереди столько дел, столько дел…
— Ты, на обед не останешься?
— Я хотела, честно, но там такое дело… — произнесла она между ложками салата, — что не могу.
— Мстишь? — дьявол медленно обошел стол и приблизился к ней. — За поцелуй перед реве Татихом?
— Там было больше чем один поцелуй, — заметила лукаво.
— Олимпия…
— Но не принимай это на свой счет, — схватив тарелку с жаренной перепелкой, она добавила туда грибы и печенные фрукты, и отступила к камню, покрытому водным полотном. — Я всего лишь откладываю обед до наступления романтического ужина.
— А там и до завтрака недалеко, — прищурился Люциус.
— Ах, всего каких-то двенадцать часов, неужели ты меня не подождешь? — ее улыбка была красноречивее слов — мстит.
— Подожду.
— Спасибо, дорогой. Ты об этом не пожалеешь.
Исчезла. И дьявол с широкой улыбкой произнес скорее для себя, чем для нее:
— Ты тоже жалеть не будешь.
Не знаю, расслышал ли Нардо мои слова, но очень надеюсь, понял, что я его действительно жду. И не просто жду, а дождаться уже не в силах.
— Краля, вставай, — громче позвал наглый серокожий подопечный и даже за плечо аккуратно потряс.
— Встаю, — села на ложе и, зевая. — Доброе утро.
— Уже день.
С недоумением покосилась на его стремительные сборы и команды пауку, который метается по комнате, исполняя приказы:
— Что происходит?
— Опаздываем на отбор твоего перебежчика.
— Да? — переспросила заторможено, спросонья.
— Да.
Посмотрела на новый костюм, сшитый Урурком, с удивлением подметила знакомые детали железных вампирских доспехов. Они меня наконец-то защищают. А это значит одно из двух: либо основательно подставили, либо напуганы вероятностью моей скорой гибели.
— Слушай, а что там за тур?
— Ничего сложного, — заверил вампир с улыбкой. — Сутки в пути и ночевка в одном из селений Рогри. Выйдешь из гостеприимного дома на рассвете, когда небо озарится кроваво красным сиянием, а затем вместе перебежчиком доберешься к главной площади мира. Оттуда все выжившие и уцелевшие будут увезены возницей на стальном Шираг-га-рише.
— И в чем подстава?
— Ночью ни среди голого поля, ни в лесу оставаться нельзя. Уснешь на улице — умрешь. — Произнес Урурк тихо.
А вампир с мнимым воодушевлением продолжил инструктировать:
— Суть тура заключается в следующем: добираешься в селение, стучишься в самый ветхий дом и соглашаешься на все условия, чтобы переночевать у них.
Вот теперь мне стало жутко.
— На все?! — вскочила с постели, прижав к себе подушку. — Ты хоть представляешь, что мне там предложат, мне суккубу?
— Представляю.
— Да твое «все, что угодно» будет именно тем, что не угодно. А у меня даже медового месяца не было, детей не нарожала и жизнь не прожила, чтобы ею раскидываться!