Короче, я обиделась, а мужикам хоть бы хны. Они ехали и пели. Нет, ПЕЛИ. Все двое… Нет. Ять! Трое!

Валентайн покачивался в седле и самозабвенным басом выводил какую-то заунывно-разухабистую мелодию, Аллистер у меня над ухом вплетал в это безобразие весьма приятный тенор, а крыс…

Пьяный грызун в человеческом облике сначала вообще остался в таверне, продолжать банкет. Но буквально через несколько минут серой молнией проскакал по верху каменной ограды и прыгнул… на мою юбку.

Как не убился еще, акробат окосевший! Повис на ткани, икнул и полез мне в карман. Повозился там, еще пару раз икнул так, что юбка заколыхалась, и начал подпевать. Хорошо не вслух, а только у меня в голове, но, блин!

«Сла-а-ав, мы с тобой уже давно так не отрыва-ик-лись! Давай я завтра схожу… ик… добавки отвара попрошу?! На черный день?!
– тут я не выдержала и легонько, но сердито шлепнула по шевелящемуся карману. Крыс икнул и все правильно понял: - Или не надо? Дважды так не везет…»

Он еще немного попел, потом побухтел что-то неразборчивое и заснул.

В довершение всего во дворе замка нам приготовили горячую встречу. Леди Эллингтон собственной персоной застыла на ступенях парадного крыльца, как статуя Немезиды, такая же недовольная и пафосная. За ее спиной толпился еще народ - прислуга, приживалки какие-то, судя по довольно дорогим платьям, но с чужого плеча, и прочее население замка, которому в этот теплый летний вечер было нечем заняться.

– Сын мой!
– воззвала статуя и сделала трагическую паузу.
– Сын мой!

Аллистер как раз спрыгнул со своего седла, чуть покачнулся, но устоял и даже снял с коняшки «сестрицу». Зря он, кстати, привлек к нам внимание вдовствующей герцогини.

Мадам смерила меня уничижительным взглядом и сложила губы в куриную жопку:

– Чего и следовало ожидать. Эта шлюха не просто втерлась к несчастному мальчику в доверие, но и сбила его с пути. Сначала девки, теперь пьянки…

Я была настолько зла и не расположена к смирению и терпению, что плюнула на субординацию вместе с конспирацией и довольно громко ответила:

– В вашем возрасте, леди, уже пора бы знать, что если мужчина захотел устроить попойку, его и сотня шлюх с пути не собьет.

Вслух никто, конечно, не рассмеялся и одобрения не высказал, но сдавленное согласное хихиканье из-за спины герцогини я расслышала прекрасно.

– «Несчастный мальчик» - это я?
– герцог спрыгнул с коня так, словно в нем не было трех кувшинов крепленого вина.
– Мне кажется, вы слегка забылись, леди, в своих попытках позаботиться о моей нравственности. Но если вы так о ней переживаете, я с удовольствием отпущу вас в монастырь святой Валентины и даже выделю сопровождающих. Всего пять дней пути - и вы сможете помолиться моей покровительнице… попросить ее наставить меня на путь истинный.

Онемела, кажется, не только герцогиня, но и вообще все вокруг. Тишина упала на замковый двор, только крыс что-то пробормотал во сне и поворочался у меня в кармане да наверху где-то чуть слышно звякнуло оконное стекло. Я машинально подняла глаза на звук и успела заметить, как за быстро задернутой занавеской в окне второго этажа мелькнула светлая, вьющаяся очаровательными мелкими колечками шевелюра Николет.

Валентайн тоже оценил композицию и явно остался доволен. Но, поднимаясь на крыльцо мимо окончательно застывшей изваянием герцогини, добил:

– Еще раз оскорбительно отзоветесь обо мне, моем выборе или моем поведении - и ваше пребывание в монастыре может затянуться на годы.

Блин, и смех и грех… Понимаю вроде, что этого унижения грымза мне вовек не простит и будет искать повод отыграться. И все равно, настроение прямо поползло вверх, к отметке «ничо так, жить можно». Особенно когда я нахально подхватила Аллистера под руку и с независимым видом поднялась по парадному крыльцу в главный холл. Вот так!

Я с таким победительным настроем прожила еще примерно полчаса. Как раз добралась до своей комнаты, кое-как сама, матерясь на пьяного крыса, распустила шнуровку на спине и нафиг содрала с себя средневековое орудие пытки под названием «корсет». Раскидала по полу все стописят нижних юбок, предварительно вытряхнув дрыхнущего грызуна на простыни… и со стоном облегчения рухнула рядом. Ну и… примерно через три минуты, когда я уже начала засыпать, входная дверь хлопнула, а постель рядом со мной прогнулась под весом мужского тела.

Я едва успела выдернуть из-под него крыса и спрятать под подушку. Чертов бухой грызун спросонья пытался шипеть и кусаться, но получил по носу, внятно выматерился и снова уснул...

А такой же пьяный в хлам Валентайн промычал что-то блаженное, обнял меня, как любимого плюшевого мишку, подмял под себя, немного полапал, но на полпути сладко зевнул и… захрапел. Да тьфу на них на всех!

Кое-как отпихав светлейшее тело ближе к краю постели, я повозилась, выдергивая из-под герцога одеяло, завернулась в него и почти мгновенно уснула.

Проснулась оттого, что кто-то настойчиво лапал меня за грудь, а другой рукой лез в новые шелковые панталончики. ЕПРСТ! Хорошо завязки тугие и так просто не поддались.

Валентайн проспался, чтоб ему три дня похмельем страдать… Нет, блин, как мужик он в целом очень даже, но не вот так: с похмелюги, когда я не выспалась, и еще крыс яростно шипит из-под подушки что-то матерное и угрожающее.

Герцог, в отличие от него, помалкивал, но, поганец такой, целенаправленно шарил рукой, наглаживая меня прямо поверх средневековых трусов. Да ёпть! Тяжелый какой!