Мать обрадовалась:

– Так это очень хороший признак. Значит, все это ненадолго, раз берут не всех...

Родители завели долгий и не совсем понятный для меня спор.

– Это полнейший идиотизм был!
– говорил отец.
– Кому поверили? Ручки жали. Улыбались. Ничего себе договор о ненападении... Они к границе поперли, а мы...

– Значит, так было надо, - отвечала мать.
– Не будь договора, они раньше напали бы...

– Раньше! Куда раньше!.. Подписи под бумажками не высохли...

– Но ведь, Алеша!
– возразила мать.
– Сталин же знал, что он делает. Ведь - Сталин!

– А если не знал?
– неуверенно сказал отец.
– Святой он, что ль?

Тут уже я не выдержал:

– Папа! Что ты говоришь! Разве можно так говорить?

– А ты слушай!
– сказал отец.
– Не маленький. Сам должен все понимать.

– Ты с ума сошел!
– зашептала мать.
– Не знаешь, что за такие слова бывает! Мало тебе было неприятностей в тридцать седьмом! Ради бога, тише. И вообще лучше не говорить на такую тему...

Отец махнул рукой:

– И верно, лучше не говорить... А то черт знает до чего договоримся...

Они замолчали. В комнате какая-то гнетущая тишина, хоть на стене и гремит маршами радиотарелка. Не зная, куда девать себя, я почему-то достал портфель и стал бессмысленно перебирать тетрадки и учебники.

– Лучше подумать о нем, - наконец сказала мать, кивнув в мою сторону.
– Что теперь делать с ним? Ведь все же - лето.

– Надо подумать, - согласился отец.

– Папа! Я думаю, что мне лучше всего устроиться на работу, - вдруг сказал я.

Отец посмотрел на меня, кажется, с любопытством.

– Что ж ты молчишь?
– спросил он мать.
– Он пойдет работать, а учиться за него пойду я. Поскольку в армию меня не берут. Вот какая штука!

– Я говорю серьезно, - подтвердил я.
– Зачем ты шутишь?

– Я? Шучу?
– возразил отец.
– А впрочем, возможно, ты прав, - добавил он уже совершенно иным тоном.

– Не пори ерунду!
– прикрикнула мать.
– Тошно слушать! До сентября и война закончится. Что ж ты думаешь, она все лето будет продолжаться?

Я ничего не думал. Мысль о работе пришла мне только что, и я обрадовался ей.

Работать! Я пойду работать. Обязательно. И ничего другого! Да, именно сейчас мне надо идти работать. Самое подходящее время! Куда угодно и кем угодно, но работать.

Тогда мне не будет стыдно перед ней - перед Наташей. Ведь она работает. После гибели отца она закончила курсы машинисток и сейчас служит в Наркомате речного флота. А что я? Так и останусь школьником? Чтобы всю жизнь выглядеть перед ней мальчишкой?

Весь следующий день я шатался по Москве. Просто так. Шел по улицам, где мы ходили прежде с Наташей, читал плакаты и объявления на заборах и у ворот каких-то заводиков и мастерских.

Возле военкоматов толпились люди - призывники, провожающие и просто прохожие. И празднично гремела музыка в репродукторах, и было жарко, и светило солнце. Но праздника не было.

Плакаты и объявления извещали о разном. Извещали о мобилизации, призывали совершить путешествие по каналу Москва - Волга или отдать все силы на разгром врага. Рядом со свежими лозунгами висели знакомые мне, но такие устаревшие сейчас объявления о школах танцев. Довоенное и новое, военное, перемешалось.

Требовались рабочие "Дальстрою". Это заманчиво, но далеко. Уезжать на край света, когда идет война? Нет! Требовались ученики поваров, официантов и разнорабочие тресту столовых. Требовались упаковщики в галантерейную артель и слесари первого - третьего разрядов на завод пишущих машин. Требовались электромонтеры на МОГЭС и сторожа на мебельную фабрику. Требовались...

Кем же я могу быть? У меня были мечты. Не те, о которых я говорил когда-то с Наташей, а другие - о том, чем я буду заниматься, когда вырасту. Но это были мечты о том, что должно быть не скоро. Когда я вырасту. Когда окончу школу, в которой мне еще трубить и трубить. Когда закончу институт. И, уж конечно, в этих мечтах не было сегодняшнего войны.

А сейчас, читая объявления, я видел себя и слесарем, и токарем, и электромонтером, и шофером...

А может, лучше махнуть на большой завод? На военный! Уж если работать, так делать что-то настоящее: танки или самолеты, пушки или винтовки...

На Пятницкой я втиснулся в трамвай и вскоре оказался у автозавода.

– Работать?
– спросили меня в отделе кадров.
– Пожалуйста, в ремесленное. Здесь рядом, за уголком. Ремесленное номер один, молодой человек.

Идти в ремесленное, чтобы учиться два года. Дудки! И разве я смогу признаться Наташе, что учусь в ремесленном!