Применительно к событиям Курской битвы эту проблему можно проиллюстрировать письмом бывшего командира 507-го стрелкового полка 148 сд 13A подполковника Е. И. Шапиро бывшему командиру 15 ск генерал-лейтенанту И. И. Людникову: «Прочитал Вашу книгу «Дорога длиною в жизнь»… Считаю необходимым остановиться на одном моменте. На стр. 84–85 Вы пишете: «3 августа 1943 г. корпус вышел на подступы к Кромам… К счастью, в это время в полосу нашего корпуса… вошла 3-я танковая армия… На командном пункте Рыбалко я застал и командующего артиллерией 3-й танковой армии. Вместе с ним мы наблюдали за стрельбой наших самоходных орудий… Результаты оказались отличные»…

Я не знаю, о чем Вы говорили с генерал-лейтенантом Рыбалко и командующим артиллерией 3-й танковой армии. Знаю только, что танковый корпус этой армии шел без прикрытия и личный состав 507 сп 148 сд, который в это время вел бой за Кромы, видел, как авиация противника без всяких помех расправлялась с беззащитными танками, уничтожая прекрасную технику и людей, которые ею управляли.

Не знаю также, о каких отличных результатах стрельбы самоходных орудий в районе Кром Вы говорите. Вы прекрасно знаете, что бой за Кромы мы вели на протяжении почти 2 суток именно потому, что пехота, ворвавшись в Кромы, вынуждена была вести борьбу с танками противника и его артиллерией, которые отстаивали каждый дом, каждую улицу.

Помню этот яркий августовский день. На холме, на берегу р. Кромы, откуда я направлял действия подразделений 507-го полка, ведших тяжелую борьбу с танками и артиллерией противника в городе, виден был город. Помню наш разговор с Вами. Привожу его дословно.

Вы: «Шапиро! Почему не берешь Кромы?»

Я: «Товарищ генерал, ведем борьбу с танками и артиллерией, которые не дают возможности продвигаться. Просил бы прислать дополнительное подразделение, так как полк понес значительные потери в ходе боев за период борьбы на Орловско-Курской дуге и в ходе наступления до Кром.

Вы: «Приказываю взять Кромы! Иначе будут неприятности!»

Я: «Что Вы меня пугаете? Я здесь каждую минуту рискую жизнью, и если Вы считаете, что я плохо командую, придите сюда и командуйте сами». Вы этот разговор не забыли, Вы его долго помнили…

Теперь несколько слов о том, кто взял Кромы. Вы пишете: «В боях за Кромы снова отличился полк П. И. Жданова. 3-й бaтальон этого полка, увлекаемый примером своего командира капитана Сахно, первым переправился на рассвете через Кромы».

Здесь все неправда. Вы прекрасно знаете, что первыми ворвались в Кромы подразделения 507-го полка и приданная ему рота штрафников. Вы еще в прошлом (1968) году в разговоре с одним товарищем, с которым Вы объезжали [121] места боев, сказали ему, что «Кромы взял Шапиро, он вел бой за Кромы на протяжении почти двух суток, но это было нормально, так как Кромы – крепкий орешек».

Как же следует расценивать то, о чем Вы пишете при взятии Кром? На обычном человеческом языке это называется ложью, а на языке историческом – фальсификацией…

Меня интересует: во имя чего Вы это сделали? Я допускаю, что у меня были ошибки в ходе командования полком; я не ползал на брюхе и не боготворил вышестоящее командование. Более того, я даже осмеливался вступать с ними в пререкания, когда считал, что оно поступает неправильно. Возможно, есть и другие причины, по которым фамилия Шапиро не должна быть упомянута в таких книгах. И не это меня возмутило. Дело в том, что Кромы брал не Шапиро, а 507-й полк 148 сд. В боях за Кромы отдали свою жизнь бойцы и командиры подразделений этого полка. Во имя их подвига, во имя страданий их семей и близких, во имя правды Вы не должны были извратить то, что было в действительности. Для чего же Вы это сделали? Да, для чего?» [122]

Учитывая, что этот яркий по эмоциональному накалу документ ранее никогда не публиковался и, несомненно, представляет интерес для специалистов по данной тематике, я счёл необходимым процитировать его практически полностью. К сказанному бывшим командиром полка трудно что-то добавить. Замечу лишь, в письме изложена информация, правдивость которой полностью подтвердили документы, обнаруженные мной в ЦАМО РФ. Опираясь на собственный опыт работы с мемуарной литературой и документальными источниками по Курской битве, замечу: наряду с требованиями цензуры непомерные амбиции и конфликты между командирами (чаще всего в ходе боёв) были главной причиной искажения и фальсификации событий войны во многих послевоенных публикациях и воспоминаниях. Интересный диалог на тему самоцензуры в своей книге приводит участник войны генерал армии Г. И. Обатуров: «В 1986 г. мне пришлось на эту тему (о неудачных боевых действиях под Никополем в 1944 г. – З.В.) беседовать с Д. Д. Лелюшенко [123] .

– Почему Вы, Дмитрий Данилович, в своей книге ничтожно мало написали об ожесточенных боях 3-й гвардейской армии на Никопольском направлении? – спросил я.

– А кому интересно писать о неудачных боях? Описывая неудачи, я должен сказать, как расплачивался за грехи соседей и начальников повыше.

– Неудачи часто учат больше, чем удачи, что и нужно нашей офицерской молодежи, – упорствовал я.

– Если тебе, Обатуров, нравится копаться в дерьме, то ты и пиши, а я этим заниматься, не намерен.