–Не бойтесь желторотые, мы пришли! Мы спасем! Мы настоящие солдаты, – увы, большинству из них не доведется вновь увидеть родину, обнять маму, поцеловать отца.

Уныние, страх и негатив охватывали население все больше, зажимая в гигантские клешни сознание каждого человека и существа. На улице, где жили Джонсоны, уже не обошлось без потерь – недобрую весть получила соседка – миссис Джарвис, которая была всегда так добра и мила. Она лишилась единственного сына – теперь ее дни были наполнены горечью. Женщина ходила с каменным лицом, а при виде детей начинала причитать, простирая руки к небу:

–Боже, за что мне такое наказание? – казалось, что всю жизнь из нее высосали, оставив лишь боль и горечь.

В этих условиях было трудно найти площадку для выступлений. Джакомбо это выводило из себя. Он усилил давление на мальчиков, заставлял их доводить каждый элемент до идеального состояния, будь то кивок головы или нота. Джакомбо не мог допустить, чтобы его группа опростоволосилась перед публикой. Мужчина с нетерпением ждал, когда отыщется любой вариант для выступления.

Такая возможность действительно вскоре представилась. Один из парней с его завода, кто собирался отдать долг родине, которая когда-то его предков сюда привезла на больших кораблях в колодках, пригласил группу Джакомбо в бар, где будет выпивка и много желающих послушать хороший джаз, перед тем как улететь на войну.

Джонсон был рад, но на его лице все также было сложно увидеть нечто похожее на проявление эмоций. Он тут же собрал мальчиков, сорвав их с занятий. Уставшие дети лишь за полночь смогли лечь отдыхать, даже не перекусив ничего.

***

Мальчики теперь играли вчетвером. Джеки больше не брал в руки инструмент. После случая в больнице он все дальше становился от отца и матери. Его трясло от злости, когда он вспоминал поступок матери, которая не смогла ничего сделать в ту секунду, когда его унижал Джакомбо. Отца мальчик давно уже привык воспринимать таким какой он есть, но мама! В его юной душе не было ответа на этот вопрос.

Он занялся учебой, а после уроков пропадал в лавке сапожника, где зарабатывал СЕБЕ на еду! Отношения с братьями остались прежними – Джеки всегда помогал, выслушивал и поддерживал, но о музыке больше не говорил. Мальчики уважали его выбор, возможно, даже завидовали его смелости. Он вычеркнул мир музыки раз и навсегда. Его упрямое противостояние поражало. Откуда брались силы у этого мальчика 12 лет?

Джеки пропадал на работе, пока остальные собирали инструменты и одевались в костюмы. В один из будних вечеров они исполняли свои любимые мелодии – еще совсем молодые, но уже понимающее, что эти люди в форме цвета хаки не скоро услышат музыку, ее заметят канонады взрывы и стоны раненных.

В приглушенном свете ламп они сегодня были не яркими, дерзкими джаз-менами – они играли музыку, которая была в их душе. Спокойный ритм, ритмичные переходы и мелодичное звучание. Мелодия сопереживала, поддерживала и горевала одновременно. Из Джимми вдруг вырвалось неожиданное соло – он зазвучал сильнее, мощнее, ярче остальных. Его пальцы скользили по кнопкам. Мальчик закрыл глаза и выплеснул наружу все то, что таилось в его душе. Перед его глазами промелькнуло лицо убитой горем матери – в груди затрепетало сердце. В ушах эхом прозвучал звонкий смех сестренки. А вместо зала с людьми, вместо грозного отца и родных братьев Джимми очутился на лугу, полного трав и цветов, где раздается жужжание диких пчел. Его ладоши ощущали прикосновение каждого лепестка, листочка дерева и порыва ветра, который нес его все выше и дальше. В какой-то момент он замер – опять боль переполнила его душу – он оказался у большой горы, сложенной из черепов буйволов, увидел, как загоняют слонов и истребляют тигров. Мелодия вновь приняла трагичный оборот, затихнув. Он открыл глаза – детские, но такие уже мудрые и понимающие. В них горел огонь.

После концерта, за кулисами Джимми схватил за шиворот отец. Он сгреб его за шкирку как беспомощного маленького котенка. Мальчик поежился от черного взгляда Джакомбо. Раздувая от негодования ноздри, мужчина оскалил зубы:

–Ты что вытворяешь, щенок? Кто тебе позволил делать то, что я не приказывал? – от него пахло алкоголем, Джимми поморщился:

–Ведь всем понравилось, – неуверенно проговорил мальчик. Он не понимал, в чем его вина – ведь им аплодировали.

Джакомбо грубо отпихнул мальчика в сторону, тот ударившись об стену, схватился за руку, которую свело от боли:

–Здесь все решаю я! Не смей мне перечить! Все тебе дал я! Ты мне обязан!

–Ты говорил, что музыка должна идти от сердца, а не от строго написанных на бумаге нот! Если не чувствуешь – не сможешь творить,– последовала пощечина:

–Молчать! Собирайся и иди отсюда вон! Дома я с тобой продолжу разговор.

Джимми вдруг затрясся от страха. Его побледневшие губы, судорожно что-то шептали, а в глазах засияли слезы. Он сполз на пол, закрыв лицо ладонями. Рядом послышался тяжелый вздох, затем тонкая рука обняла его за плечи. Джимми почувствовал, как чья-то голова легка к нему на плечо:

–Я с тобой, Джимми. Вместе мы справимся, – это был Джорджи, который видел то, что сделал отец.

Мальчики просидели так еще несколько минут, а затем последовали домой за остальными.

***

Он стоял охваченный сиянием софитов. Перед ним простиралась ревущая толпа, которая жаждала, чтобы его выступление никогда не заканчивалось. В нем это вызвало смех, рассмеявшись прямо в микрофон, он обернулся на своих ребят:

– Ну что парни, зажжём на небе звезды?