–Как же такое могло случиться! – ее пальцы, гладили загипсованную руку сына, – Это я во всем виновата! – она громко всхлипывала, – Не нужно было вас отпускать!

Виви не пускали к Джеки, хотя девочка рвалась в гости к брату. Она топала ножками и плача просила:

–Но я так скучаю по Джеки! Я хочу к нему! – но остальные боялись, что сейчас Джеки ее только напугает, поэтому ее с собой не брали в больницу.

Джакомбо в эти дни навис над всеми мрачной грозовой тучей. Его лицо стало озлобление, он ждал разговора с врачом сына, который сможет ответить ему на интересующие его вопросы. Врач оказался человеком понимающим и выложил Джонсону все не щадя его:

–Рука вашего сына сломана в двух местах. Процесс реабилитации очень сложный, – он сделал небольшую паузу, – и дорогостоящий. Возможно, что не все пальцы останутся такими же чувствительными как прежде. Мне очень жаль мистер Джонсон, – их беседа проходила в коридоре больницы. Черный взгляд, способный прожигать дыры в стенах, пытливо буравил врача:

–Он не сможет заниматься музыкой? – спросил мужчина с запинкой, а всегда ровную линию губ пронзила судорога. Врач смерил его взглядом, подумав про себя, что и его самого не мешало бы проверять, однако поспешил ответить на вопрос:

–Маловероятно, – он сочувственно положил руку на плечо Джакомбо, – простите, но я всего лишь врач, а не волшебник.

Врач удалился, а Джакомбо еще несколько минут стоял в коридоре, пытаясь осмыслить новую для себя реальность. Когда он вошел в палату, то увидел загипсованного сына, рядом с которым сидит Тереза, которая принесла из дома свежий пирог и запеканку. Она нежно гладила травмированную руку, успокаивая сына:

–Все наладится, мальчик мой, ты поступил правильно, – ее ласковый тон дополняла нежная улыбка, которая испарилась, при появлении мужа, она моментально переключила свое внимание на мужа, – самое главное, что твой сын остался жив!

Джакомбо сделалось тошно от этих слов. Он не смог сдерживать нарастающую ярость внутри себя, схватив рядом стоявший стул мужчина разбил его об стену. Его глаза налились ненавистью:

–Этот мерзавец все испортил! Малолетний слюнтяй нарушил все мои планы! – он кричал так, что, наверное, это слышала вся больница, но ему было все равно, – это твоих рук дело – это ты хочешь меня уничтожить,– он тыкал пальцами в жену, – ненавижу тебя! Ненавижу твоих ублюдков! Никчемные, ленивые тряпки! Этот теперь будет сидеть на всем готовом? Не позволю! Пусть убирается из моего дома! Мне нахлебники не нужны! Даже по морде не может дать, – он сплюнул прямо на пол, – теперь лежит тут как на курорте! – он схватил рукой пирог, продавив его между пальцами, сунул в лицо сыну, – на, жри теперь!

С этими словами он вышел из палаты. Джеки лежал, сотрясаемый приступом от нескончаемого потока слез. Мальчик почувствовал себя настолько униженным и оскорбленным, что любая травма казалась пустяковой. Тереза бережно вытирала лицо сына дрожащей рукой:

–Не нужно, милый, все наладится. Он буйный, но отходчивый, ты же знаешь…

В голову мальчика пришла мысль «Лучше бы они меня там и убили!».

***

Джеки пришлось вколоть несколько доз успокоительного, после чего мальчик уснул. Его братья не знали о поступке отца, но догадывались, что в больнице произошло нечто ужасное. Джонни стоял, облокотившись о дверной косяк, его опущенный взгляд внимательно изучал потертые ботинки. Вдруг он тихо произнес:

–Ведь она и теперь смолчит, – в его голосе звучало разочарование, – мне порой кажется, что и ей на нас плевать…

Сидящие на одной кровати рядом друг с другом Джорджи и Джимми лишь обреченно опустили свои тонкие детские плечики, а Джереми постарался успокоить Джонни, тронув его за рукав старой рубахи, доставшейся ему «по наследству» от старшего брата:

–Я думаю, что она все же даст отпор. Она нас любит, – вступился он за мать. В ответ Джонни лишь хмыкнул:

–Посмотрим…

Джорджи бросил взгляд в окно:

–Он возвращается! – Джакомбо пришел с работы. Он выглядел как всегда злым, а изо рта торчала дешевая сигарета. Его рабочая одежда нуждалась в чистке, а жесткие черные волосы слиплись от пота.

Мальчики насторожились, стараясь даже не дышать. Они внимательно прислушивались к каждому шороху – скрипнула половица, послышались тяжелые шаги – значит, отец пошел в столовую, где через несколько секунд откроется дверца холодильника, звякнет бутылка с пивом и хлопнет дверца.

Обычно Тереза не трогает мужа после смены. Она молча кормит его, он также не проронив ни одного «спасибо» берет пиво, ожидая когда наступит время воспитывать сыновей. Тереза тяжело вздохнула, ей было сложно начать неприятный разговор. Джакомбо почувствовав, как супруга собирается что-то сказать, но по-детски переминается с места на место, мужчине это надоело. Он ненавидел порой мямлящий тон жены:

–Чего тебе? Я устал! – его насмешливый тон якобы говорил ей «Ничего у тебя не получится слабачка!». Женщина, сдвинув брови на своем круглом лице, начала свой монолог:

–Не смей меня игнорировать Джакомбо. – она скрестила руки и гордо подняла подбородок, – Джеки останется дома с семьей. Я не позволю тебе выгнать моего сына из моего дома. – В этот момент мальчики наверху обрадованно обнимались, счастливо улыбаясь, слушая, как мама их защищает, – Это мой дом, – она сделала ударение на слове «мой», – во всех твоих бедах и несчастьях виноват только один человек – ты. Не смей винить моих детей. Не смей угрожать и попрекать их куском хлеба, – ее глаза искрились от смелости, – а если тебе не нравится – убирайся сам. Я устала. Устала от унижений и побоев. Единственное, что меня держит дети. Мы уйдем, только вместе – а ты останешься здесь, будешь зализывать свои раны и топить их в алкоголе!