– И все мы тоже, - вздохнул Николаc.

Паллас ласково улыбнулась ему.

– Ты не пожалеешь об этом, и, надеюсь, когда-нибудь оценишь свою сестру. Может, она и вспыльчивая, но не такая высокомерная и острая на язык, как кажется. Когда позапрошлой зимой я болела и страшно кашляла, а это длилось несколько месяцев, она почти не отходила от меня и была доброй и заботливой. Вам двоим, похоже, больше всех досталось.

– Ну если ты так считаешь...
– сухо заметил Николаc.

– Да.
– Голубые глаза ее засверкали над краем чашки, которую она держала в руке. Отпив глоток чая, она поставила чашку и решительно произнесла:

– А теперь скажи мне, пожалуйста, почему ты так неожиданно вернулся? Я думала, ты собираешься остаться в Лондоне до конца "небольшого" сезона.., или пока не найдешь?..

Николаc усмехнулся. Интересно, что он может сказать, черт возьми? Вряд ли сможет объяснить, что поспешно вернулся домой из-за опасения сделать предложение леди Мэрианн Галливел. Единственное, ради чего он ездил в Лондон, - найти невесту. А что касается разговора, который состоялся между ним и герцогом Роксбери... Нет, чем меньше людей знает об этой причине возвращения в поместье Шербурнов, тем лучше.

Склонив набок голову, Паллас задумчиво смотрела на внука.

– Надеюсь, это не имеет отношения к этой ужасной особе, Мэрианн?

Николаc подпрыгнул как ужаленный.

– Откуда ты узнала про нее?
– не успев подумать, спросил он.

Паллас улыбнулась.

– Дорогой, ты же знаешь, в таких домах, как наш, тайн не бывает. Слуги знают все. Когда ты несколько лет назад впервые повстречался с ней, Лавджой написал об этом своему дяде Беллингхэму, тот мимоходом обронил это моему камердинеру Симпсону, а тот сказал мне, что в Лондоне есть молодая леди, которая привлекла твое внимание. И только намного позже мы узнали, что она оказалась настолько безвкусна, что выбрала себе в мужья какого-то богатого старика. От нескольких моих друзей, выезжающих в свет чаще меня, я узнала, что теперь она вдова и очень хороша собой... Теперь она насылает на тебя свои чары?

– Ты - настоящая колдунья, - сказал Николаc, встревоженный и удивленный одновременно.
– От тебя ничего не скроешь!

Бабушка засмеялась и, отпив еще чая, промурлыкала:

– О, я думаю, что если бы ты захотел скрыть от меня какую-нибудь тайну, мне пришлось бы здорово потрудиться, разгадывая ее.
– Ее блестящие голубые глаза слегка затуманились, и она добавила:

– Но, разумеется, тебе придется применить весь свой ум, чтобы скрыть что-нибудь от меня!

– Да уж!
– фыркнул Николаc.
– Но отвечаю на твой вопрос: да, полагаю, именно из-за Мэрианн я так поспешно уехал из Лондона.
– Он бросил на старую леди внимательный взгляд.
– Видишь Ли, сейчас она готова выйти за меня замуж...

– В самом деле, дорогой? Но ведь, конечно, она этого не сделает? В конце концов, у нее уже была такая возможность, однако она ею пренебрегла.
– Паллас сморщила маленький носик от отвращения.
– Мы, Талмиджи, не пользуемся бывшими в употреблении вещами, пока не захотим этого всем сердцем. Только в таком случае мы так поступаем!

Поставив на стол чашку с блюдцем, Николаc мрачно сказал:

– Мое сердце не принадлежит ей, но, по-моему, найти невесту не так легко, как я думал вначале.

– Естественно, нет! Это же не покупка породистой лошади для собственной конюшни, сам понимаешь. Ты ведь ищешь себе жену.

Ту, что станет матерью твоих детей и с кем ты проведешь всю свою жизнь.
– Бабушка наклонилась к нему.
– Я знаю, что ты хочешь доставить мне удовольствие и что женитьба для тебя жизненно необходима, но, Николаc, тихо произнесла она, - ты должен прежде всего доставить удовольствие себе. Это превыше всего. Ты будешь жить с этой женщиной и, надеюсь, проживешь долго после того, как я рассыплюсь в прах в могиле.
– Лицо ее сделалось задумчивым.
– Не торопись, чтобы не совершить ужасную ошибку...

– Как ты?
– тихо спросил он.

Паллас пришла в замешательство: она поняла, что имеет в виду внук.

– О нет, мой дорогой!
– страстно воскликнула она.
– Я никогда не считала, что брак с твоим дедушкой был ошибкой!

Эту тему они никогда не обсуждали. Имя деда редко называлось, а если и упоминалось, то, как правило, в неодобрительном контексте. И тут до Николаcа внезапно дошло, что Паллас никогда не говорила о своем муже.

– Ты не обвиняешь его за то, что он бросил тебя? За то, что обошелся с тобой таким постыдным образом?
– недоверчиво спросил Николаc.

Мягкий свет зажегся в глазах старой леди. Она посмотрела на огромную картину, которая занимала одну из стен комнаты.

– Нет, - хрипло ответила она.
– Я никогда не винила его. Я любила, уважала его и несказанно жалела...

Николаcа разбирало любопытство. Он встал и подошел к написанному маслом портрету.

– Вы были красивой парой, - бесстрастно сказал он, рассматривая картину.

Портрет его бабушки и дедушки был написан через полгода после их свадьбы. Юное лицо Паллас светилось от счастья - столько в нем было любви к высокому строгому мужчине, ее мужу, стоявшему рядом с ней, что это поражало Николаcа всякий раз, когда он видел портрет. Паллас была изображена сидящей в этой самой комнате, одетая в пышное бальное платье из светло-голубого шелка и роскошно украшенная знаменитыми бриллиантами Шербурнов - тиарой, серьгами, ожерельем, брошью, браслетом и восхитительным кольцом с самым большим алмазом, который когда-либо видел Николае. Все эти бриллианты исчезли вместе с ее мужем.