– Чего с ними гадать?.. На роль жертвы сгодится любой.

– Обоснуй.

– Если у него "рыло в пуху", то обвинения лягут в унавоженную почву, если нет, то сработает боязнь компрометации...

– Правильно рассуждаешь - пусть отвечают скопом за грех.

– Только бы не заарестовали...

– Раскаркался... Завтра едем... Приходи провожать...

Когда Остап удалился, я долго еще раскладывал так и эдак кандидатов в соблазнители.

Слон, - думал я - Бендер, молодой, не щадящий ни себя, ни других слон, идущий в атаку без боязни обломать недавно прорезавшиеся бивни, слон, которому ни почем и облезлый хорохорящийся лев, и даже впавшая в мистицизм и кликушество львица с выводком благородных, но утративших хватку предков, львят, слон, не предполагающий цепей, вольеры в зоосаде, цирковой арены или лесоповала, слон, нагло расталкивающий на водопое и гордых заносчивых жирафов, и увальней-бегемотов, и тупых околоточных- носорогов, и презрительно фыркающих высокопоставленных гривасто-хвостатых антилоп-гну, и каторжных, с политической, окраской зебр, и прочую травоядножующую, парнокопытную, крупно - и мелкорогатую фауну.

А пасьянс все никак не сходился, пророча великомученику Остапу трудное житие...

Глава 9.

И НЕ ПЕТР, И НЕ ИЛЬИЧ, И НЕ ЧАЙКОВСКИЙ

"Удар состоялся"

О.Б.

Остап отсутствовал довольно прилично, хамски не сообщая о себе ничего, хотя клялся и божился на пристани высылать ежедневные открытки: если с видом на море - полный порядок, если - с горами - значит не очень-то вытанцовывается.

Я мысленно скорбел по истоптанному, растерзанному, попранному безжалостными жандармами телу...

Но вот тело вернулось: здоровенькое - здоровей не бывает - стиснуло меня, отпустило, изобразило руками Казбек с Эльбрусом и объявило, что оно - морально потерпевшее.

– Помнишь?
– Остап вздохнул полной грудью, и голос его приобрел заунывный оттенок разочарованного поэта.
– Помнишь, Коля Остен-Бакен, как, вдохновенно озаренный, отправлялся я на юбилейный шантаж?

– Помню, - ответил я с лирической, все понимающей грустью.

– Так забудь мой позор.

– Позор?

– Другое слово найти случившемуся трудновато... С первых шагов я ощутил злой рок!

– Рок?

– Издевательскую усмешку этой шлюхи - фортуны... Пароход отчаливает по расписанию. Я бодро вышагиваю, любуясь неподдельным " айвазовским" - и вдруг за спасательными шлюпками обнаруживаю двух элегантно экипированных, заметь, с тросточками и пенсне, джентльменов о чем-то горячо спорящих... Ну, я, само собой разумеется, подкрался ближе, навострил уши - и чуть не отдал концы... Это было хуже морской болезни, хуже чумы и холеры вместе взятых... Знаешь, кем оказались холеные джентльмены?

– Шпиками, которые выслеживали тебя по доносу твоей сожительницы, извиняюсь, покровительницы.

– Хуже... Гораздо хуже...

– Неужели ты подумал, что я настучал?

– Не с твоими способностями катать убедительные доносы... Так что и не пытайся в дальнейшем.

– Постараюсь, - пообещал я твердо.

– Лучше, Коля Остен-Бакен, угадай, о чем джентльмены спорили?

– Кому вздернуть тебя на рее?

– Романтика давно угасла, не оставив и копоти... Солнце наживы греет сердца... Мои нечаянные спутники рьяно спорили о распутной Ницце и не менее распутном Баден-Бадене.

– И тебя взволновала эта географическая дуэль?

– Каждый из них упрямо, в риторически выдержанных, тщательно аргументированных выражениях добивался Ниццы, и ни тот, ни другой не хотел уступать.

– Бедный, несчастный, невезучий Баден-Баден!

– И добавь... Бедный, несчастный, невезучий Бендер... Джентльмены-то готовились в соблазненные мальчики и бурно делили курорты, где могло их постигнуть сиятельное насилие.

– Нездоровая конкуренция!

– Вот имено - нездоровая... Впрочем я употребил к ретивым конкурентам весьма эффективное лекарство, после которого их в принудительном порядке посадили на диету и обеспечили покой.

– Ты сообщил капитану, что они собираются угнать пароход в Турцию?

– Нет, коварный Остен-Бакен, я поступил как истинный верноподанный гражданин, Сын Отечества, слуга Царя... Всего-навсего передал услышанный разговор капитану, густо краснея при этом и отворачивая глаза.

– Но при чем, здесь позор?

– Да при том, что в дальнейшем соблазненные мальчики стали попадаться чаще, чем полицейские чины, которых, в свою очередь, хватало за глаза. Среди мальчиков встречались немощные парализованные, в колясках стариканы и безногие бодрые инвалиды. Было около десятка слепых, трое немых и бессчетное количество застарелых сифилитиков, хрипящих и сипящих. И все наперебой хвастались своими близкими связями с великими князьями, и все грозились получить соответсвующую компенсацию. Естественно,: вся чистота и прелесть замысла была скомпрометирована этой неуемной, сворой гоняемой неутомимыми церберами с "селедками".

– Выходит, идея носилась в воздухе.

– Это не может служить оправданием... Неужели, думал я в минуты своего материализованного позора, неужели я такой же, как они, не сумевший выжать из трехсотлетия дома Романовых ничего путного...

– Тебя подвел вынужденный простой.

– Но времени для смывания позора и забвения неудачи вполне достаточно... Не будем ждать четырехсотлетия дома Романовых.

– Не будем!

– Я же не просто нежился. Я исправно штудировал родную историю и пришел к выводу: Рюриковичи куда занятней, чем Романовы.