Клиент торопливо записывал три буквы, над которыми произошло проявление жуткого духа.

Остап толковал.

За вечер удавалось провести до десяти сеансов.

Бендер поражал меня способностью на одни и те же банальные вопросы давать глубокие, сокровенные, бьющие в точку, ответы.

Член гипнотизирует сидящего напротив.

– Можно спрашивать?
– шепот женщины средних лет пронизан страхом грядущего.

– Пусть как следует раскрутится. Проявление духа начинается в переходной обратной фазе, при проявлении явственных признаков усталости и раздражения.

– Можно?

– Помните, дух прореагирует только один раз, второй вопрос его спугнет и ответ будет безнадежно испорчен.

– Да.

– О революциях, столыпинской реформе, государственной думе и прочих ерундистиках ни - слова. Дух этого не переносит.

– Да. Да.

– И засекайте момент истины... Смотрите, первые признаки утомления... Спрашивайте же! Скорей!

– Я хочу... Хочу...

– Смелее, здесь полный интим и конфиденциальность.

– Я хочу знать, не изменяет ли мне мой Козлик?

– Ждите ответа.

– "М"! Вы видели, он дернулся над "М".

– Внимательней.

– "Л"!

– Осталась последняя буква.

– Он не хочет больше показывать, не хочет!

– Терпение.

– "О"! Наконец-то. "О"!

– Надеюсь, речь духа вам понятна?

– Не очень.

– Он доверил мне огласить сие таинство.

– "М" - наверное," милый"...

– Я сказал. Внимайте!

– Да. Да.

– "Мойте рыло одеколоном". Царь всея Руси Иоанн Васильевич Грозный, собственной персоной.

– Но простите, молодой человек, разве в те времена знали одеколон?

– Чем же, по вашему, царь освежался после бритья?

– Но по-моему, у него как известно с картины Репина была борода.

– Я же не утверждал, что Иоанн Васильевич брил именно себя. Схватит, сердешный, топорик поострей и по щечкам, по щечкам, то псковским, то новгородским, то татарским... А после тщательного бритья, как водится, чарку одеколона, без закуси, в дружной компании опричников.

– Значит, Козлик изменяет?

– Увы, член лгать не приучен.

– Ну, я ему, побрею кое-что!..

Потрескивают свечи.

Остап утирает вафельным полотенцем трудовой предательский пот, орошающий лик пророка.

Я впускаю следующего.

Мелкий служащий, среднеоплачиваемой категории. Нервно подергивает узкие негусарские усики.

– Почему мне надоела сестра жены?

Член не скупясь выдает характеристику свояченице.

"Р", "Н", "В".

Остап вдохновенно:

– М-да, м-да, весьма тревожный смысл.

– Не жалейте подлеца.

– Очень тревожный смысл.

– Не томите, умоляю... Приму истину, как бы горька она не была.

– Разбилась...

– О, боже!

– Разбилась ночная ваза!

– Вдребезги?

– На мелкие осколки.

– Фаянсовая?

– Не хрустальная же.

– С синими цветочками и трещинкой на крышке?

– И с цветочками, и с трещинкой.

– Это ступенька на лестнице виновата, я предупреждал неоднократно, это ступенька.

– Да, процедура выноса закончилась печально.

– Но я же хотел попростецки, так сказать, по родственному...

Остап меняет фиолетовую безрукавку на желтую.

Остап торопливо выпивает стакан крепкого чаю с лимоном (три ложки сахара и ломтик в палец толщиной).

Остап поправляет царский член - бечевка издает струнный звук.

Толстая хохотушка, едва сдерживая распирающий ее смех, все никак не может обратиться к вращающемуся в экстазе духу с судьбоносным вопросом.

Мы терпеливы.

– Ой, батюшки, прямо и не знаю - к кому прислониться на закате днев, к повару из хвранцузского ресторану али к щвейцару, с золотыми галунами?

Заканчивает вопрос прысканьем в ладошки.

Невозмутимый член выдает разборчивой невестушке.

"К", "Л", "С".

– Касторка - лучшее слабительное, - выпаливает Остап без раздумий.

– Ой, - заходится в смехе толстуха, - Ой... Ой...

Я протягиваю стакан с холодной водой (относительно) приготовленный для истерик и трансов.