Однако двойственность моральной позиции Гроция - ветхозаветная этика наказания и новозаветная этика милосердия - проявляется в явном стремлении нидерландского философа ограничить войну. Отдельный человек или государство, обладающие справедливыми причинами, могут законным образом использовать оружие против своих врагов, однако, как заявляет Гроций, «не может душа, всецело погруженная в заботы войны, пребывать в безопасности и вере в Бога, иначе как постоянно имея в виду мир» [175] . Война должна завершиться подписанием мирного договора, соблюдение положений которого - святая обязанность противоборствующих сторон. Только добросовестное исполнение договоров даёт надежу заменить враждебность дружескими отношениями.

Ричард Так удачно характеризует концепцию Гроция как «минималистский либерализм» [176] . В ней учение об индивидуальных правах, естественном равенстве и универсальности справедливости транспонируется на уровень публичных отношений и при этом сочетается с такими специфическими положениями, как одобрение рабства или признание права на вмешательство в дела соседних политических сообществ ради защиты справедливости. Тем не менее, теория войны Гроция стала парадигмальной для политической науки XVII–XVIII вв. Гроций открывает эпоху секулярного учения о справедливой войны, базирующейся на теории естественного права. Политические мыслители и юристы, даже критикуя Гроция, не смогут выйти за пределы заданной им орбиты мышления о войне на протяжении ещё долгого времени.

Самуэль фон Пуфендорф - немецкий историк и теоретик международного права - предложил оригинальную трактовку теории общественного договора, соотнесённую с протестантской политической философией. Отправной точкой в рассуждениях Пуфендорфа становится учение о естественном законе. В теории Пуфендорфа естественные законы или обязанности (officium) установлены Богом и призваны обеспечить мирное сосуществование людей. Соответственно, один из наиболее важных естественных принципов состоит в запрете на причинение вреда одним человеком другому. В соответствии с этим об изначальном естественном состоянии, в которое человек был помещён Богом, следует говорить как о состоянии мира [177] . К этому добавляется идея изначальной социальности людей: «основательный закон естественный, сей есть, дабы человек елико может имел и хранил содружество… Отсюду разумети надлежит, все что до сохранения онаго содружества всеконечно есть потребное, тое законом естественным установлено, а что оное возмущает и прерывает, тое возбранено тем же законом» [178] . Иными словами, человек по природе живёт в сообществах и пребывает в мире, а насилие и войны появляются в определённый момент исторического развития человечества как следствие чрезмерного роста населения. Очевидно, что Пуфендорф полемизирует в данном случае c Т. Гоббсом, который описывал естественное состояние как состояние разрозненности и войны.

Вопрос о справедливости войны помещается Пуфендорфом в контекст его теории естественного права. Исполнение естественных законов, которые открываются разумом, может потребовать применения насилия. Однако в соответствии с основным естественным законом конечная цель справедливой войны заключается в восстановлении состояния мира.

К справедливым причинам, уполномочивающим обращение к оружию, Пуфендорф относит защиту жизни и собственности, а также возвращение того, что причитается справедливой стороне по праву, и сбор репараций [179] . Стремление к обогащению и жажда власти квалифицируются в качестве несправедливых причин войны, а государства, ведущие несправедливые войны, приравниваются Пуфендорфом вслед за Августином к бандам разбойников [180] . Пуфендорф подчёркивает, что государство, даже обладающее справедливой причиной, должно столкнуться с явной угрозой собственной безопасности, чтобы в ответ применить силу. Превентивные войны, вызванные страхами и опасениями, не кажутся немецкому юристу справедливыми. Равно как и поспешное применение насилия даже при наличии справедливой причины. Война, во-первых, должна иметь под собой действительно серьёзную причину и, во-вторых, решение о ней следует принимать только ввиду невозможности решить конфликт переговорами или объективным арбитражем [181] . Эти положения подтверждают приверженность Пуфендорфа принципам пропорциональности и крайнего средства. И в них, как это определяет Р. Такк, открывается критика Пуфендорфом излишней агрессивности современных ему отношений между европейскими народами и колониальных завоеваний [182] .

При обсуждении должного способа ведения войны Пуфендорф выступает как сторонник применения практически неограниченных средств достижения справедливой цели. Пуфендорф заявляет, что modus agendi в войне суть сила и ужас, террор (vis et terror) [183] . Единственным ограничителем выступают требования гуманности. Это обосновывается тем, что справедливость гражданских отношений и наказание за нарушение норм гражданского права обеспечивается беспристрастной властной инстанцией, занимающей доминирующее положение по отношению к индивидам, составляющим общество. Однако в международных делах не существует независимого судьи, обладающего властью и авторитетом большим, нежели власть государей. На них непосредственно перекладывается обязанность выступать в качестве судьи по отношению к нарушителю права и справедливо карать его. И всё же по природе своей человек наделён моральными добродетелями. Благоразумие заставляет его отказаться от чрезмерного насилия даже при наличии справедливого основания его применения. Моральные качества индивидов экстраполируются и на политические институты, поэтому государства также должны отказаться от необоснованной жестокости и агрессии в отношениях с другими государствами [184] .

Примечательно, что особое значение Пуфендорф придаёт способу окончания войны - она завершается заключением мирного договора, который в обязательном порядке должен быть ратифицировать всеми суверенами, вовлечёнными в конфликт. При этом соглашение удостоверяется клятвами, обменом заложниками и посредничеством сторонних государств [185] .

В сочинениях Пуфендорфа, а также ещё одного немецкого философа - Христиана Вольфа, постепенно закрепляется исключительно политическая и правовая интерпретация войны. Именно столкновения суверенных государств или гражданские войны начинают пониматься как войны в особом смысле слова, характерные только для политической жизни, в том время как частные войны или война всех против всех осмысляются как феномены, свойственные не только людям, но и животным [186] , то есть в принципе типичные для мира природы.

В соответствии с этой перспективной понятие ius gentium Вольф начинает использовать для обозначения принципов, которыми руководствуются в отношениях между собой независимые государства. Принципиальным значением для теории Вольфа обладает идея природного равенства всех государства в моральном и правовом отношении [187] . Ни одно государство не может быть судьёй другому, поскольку все они равны по природе. Справедливость межгосударственных отношений определяется соответствием их действий законам природы или установленным между ними соглашениям, исходя из того, что действия одного государства не должны причинять ущерб другому [188] .

Война должна быть не актом возмездия (talio) [189] , но наказания (punitio) [190] . Если одно государство претерпело ущерб со стороны другого и этот ущерб невозможно компенсировать, то оно получает право применить силу. Идея морального и правового равенства государств приводит Вольфа к заключению об ограничении дозволенного в справедливой войне. Государство, обладающее справедливой причиной, ведёт войну ради восстановления своих нарушенных прав. Но если бы государства получили право действовать неограниченно на основании того, что они обладают справедливой причиной для применения вооружённой силы, то это привело бы к многократному росту насилия и жестокости. Государства должны использовать только необходимую и достаточную меру насилия для нанесения военного поражения своему противнику. Вольф, таким образом, одним из первых начинает говорить о «военной необходимости» [191] . Кроме того, он также закрепляет право на неприкосновенность для гражданских лиц и всех, кто не представляет угрозу как возможный участник войны [192] .