Я тряхнул головой и двинулся обратно в гостиную, на ходу набирая номер отца Винсента. После пятого гудка он снял трубку; голос его звучал совсем устало.

— Винсент слушает.

— Это Гарри Дрезден, — сказал я. — Я знаю, как Плащаница попала в Чикаго и кто покупатель. Однако сейчас ее перехватила третья партия, так что она у них.

— Вы уверены? — спросил Винсент.

— Угу.

— Вам известно, где она?

— Не совсем, но я рассчитываю узнать это. К сегодняшнему вечеру… возможно, даже раньше.

— Но почему только к вечеру? — удивился Винсент.

— Ну… гм… Это немного сложно объяснить, — сказал я.

— Может, с заключительной частью расследования справится полиция?

— Я бы посоветовал не рассчитывать на это.

— Почему?

— У меня имеется кое-какая информация, подтверждающая обоснованность некоторых ваших подозрений.

— О! — произнес Винсент. Оптимизма в его голосе заметно убавилось. — Нам, наверное, нужно встретиться и поговорить, мистер Дрезден. Мне не хотелось бы обсуждать это по телефону. В два часа, в том же номере, где мы встречались в прошлый раз.

— Пожалуй, выберусь, — согласился я.

— До встречи, — сказал Винсент и повесил трубку.

Я вернулся в гостиную. Сьюзен сидела и читала утреннюю газету за кофе с пончиком. Одна из створок откатной двери, ведущей на задний двор, была сдвинута. С другой стороны ее громоздились штабеля досок и пластика: Майкл сооружал пристройку к дому. Со двора слышался ритмичный звук пилы.

Я вышел и увидел работающего отца Фортхилла. Он снял пальто и воротничок и остался в черной рубахе с короткими рукавами. Еще он надел кожаные рабочие рукавицы и защитные очки. Он допилил доску, сдул с нее опилки и распрямился.

— Как отец Винсент?

— Судя по голосу, изрядно устал, — сообщил я. — Я, наверное, сегодня еще пересекусь с ним — если только прежде ничего такого не случится.

— Я за него беспокоюсь, — признался Фортхилл. Он приладил доску поверх проема, который, судя по всему, должен был превратиться в окно. — Помогите-ка.

Я послушно взялся за доску. Фортхилл взял из коробки несколько гвоздей и принялся заколачивать первый, зажав остальные в зубах.

— А мисс Вальмон? — поинтересовался он, покончив с этим.

— Принимает душ. Похоже, она все-таки будет с нами сотрудничать.

Фортхилл нахмурился и взял из коробки еще один гвоздь.

— Честно говоря, по первому впечатлению я такого от нее не ожидал.

— Вы недооцениваете моего личного обаяния, — возразил я. — Леди трудно устоять перед таким.

— М-м-м, — с сомнением произнес Фортхилл, снова зажав в зубах гвозди.

— Да нет, для нее это единственный разумный выход. Мы же приперли ее к стенке — так ведь?

Фортхилл забил гвоздь и нахмурился еще сильнее. Потом посмотрел на меня.

Я принял беззаботный вид, потом все-таки посмотрел на него.

— Пойду погляжу, как она там, — буркнул я так, словно с самого начала собирался это сделать.

Я как раз дошел до середины гостиной, когда услышал хлопок автомобильной дверцы и знакомый рык мотора. Бегом бросился к входной двери и распахнул ее как раз вовремя, чтобы увидеть стремительно удаляющееся от меня по улице разбитое заднее стекло Голубого Жучка.

Я сунул руку в карман и застонал. Ключей в нем не было.

— Сукина дочь! — зарычал я и злобно пнул ногой дверной косяк. Пнул не слишком сильно: злость злостью, а калечиться я не хотел. — И ты козел. Трюк, старый как мир, и ты, конечно же, на него купился.

Сьюзен подошла ко мне и вздохнула.

— Нет, Гарри, ты все-таки идиот. Хороший ты человек, но во всем, что касается женщин, — идиот, да и только.

— Сначала куртка, теперь еще и машина. И это, блин, называется благодарностью…

Сьюзен кивнула:

— Никакое добро не остается безнаказанным.

— Ты надо мной еще смеешься?

Она постаралась сохранить серьезное лицо. Голос ее, правда, звучал чуть сдавленно: — Нет.

— Нет, смеешься.

Она порозовела и замотала головой.

— Смеешься над моими больными местами.

Она повернулась, пошла в гостиную и взяла газету. А потом села и подняла газету так, чтобы я не видел ее лица. Из-за газеты слышались странные, сдавленные звуки.

Покраснев как рак, я ринулся в пристройку. Фортхилл оглянулся на меня, и брови его поползли вверх.

— Дайте мне что-нибудь сломать, — попросил я. — Ну или по чему врезать — чтобы со всей силы.

В глазах его блеснули искры.

— Вы поранитесь. Подержите лучше вот это.