– Я обязан это делать госпожа. Вы же знаете.

– Да знаю, – шутливо отмахнулась Аппелагея, и они вновь двинулись дальше. – Почему ты не сказал тогда, кем являлся мой нареченный?

– Как-то было не до этого, – попытался отшутиться Сарион, – нас окружили десять воительниц в полной броне, если вы помните. Если честно, я думал, как утащить светлейшего от разъяренных валькирий живым и здоровым, а не как представиться по всем правилам этикета.

– Прекрати, – толкнула его княжна, весело смеясь от нахлынувших воспоминаний. – Убегать! Неподобающий поступок для велизарного!

– Если серьёзно, то я хотел узнать, готова ли царица амазонок чтить свои традиции и выйти замуж за победившего её воина, – как не в чем ни бывало, ответил он.

– А ты хитрый лис Сарион, – усмехнулась Аппелагея. – Поставил на кон соблюдение традиций, с одной стороны, и честь воина с другой?

– Не понимаю, о чем Вы? – схитрил маг.

– Ой, ну как же! – уже во всеуслышание засмеялась княжна. – Святослав был вынужден либо жениться на поверженной собственной рукой Фурии, либо убить. Таков закон! – маг безмолвствовал. – Правильно молчишь и не говоришь о праве ночи. Муж никогда бы им не воспользовался!

Будучи царицей, Аппелагея всегда и везде рьяно поддерживала этот стародавний обычай, и чтила его лично, но представить себе не могла, что однажды сама окажется на месте поверженной, а закон, собственно говоря, устанавливал право победителя взыскать с побеждённой фурии сладострастную ночь, либо её жизнь. Глупые выбирали смерть, умные поднимались и тренировались ещё усерднее, чтоб более ни один муж не мог их одолеть. Иногда, проведённая ночь с мужчиной заканчивалась беременностью, и тогда, воительница снимала свой чёрный акинак, становясь простой амазонкой, или того хуже, мужней девой, но чаще всего фурию более никто не побеждал. То был хороший урок в прилежности к военному делу.

– А если бы на его месте был другой? И он решил бы выбрать сладострастную ночь? – с опаской произнес Сарион и, прочтя мысли Аппелагеи, сам же ответил. – Неужели Вы бы покончили с собой?

– Я не была глупой, да и трусливой меня никто не называл, но я, на тот момент, являлась царицей великой империи. Непорочной, не побежденной, – княжна вновь погладила живот, когда малыш начал сильно беспокоиться. – В тот миг, когда мои амазонки окружили вас и обнажили мечи, я поняла, выхода у меня нет. Кинжал в налокотнике при мне и всегда остер, я собиралась было потянуться к нему, однако, Святослав поступил иначе.

– Да я помню, – прервал Аппелагею велизарный, – светлейший преклонил перед побежденной колено, и назвал своей. Похоже, он ошеломил Вас тогда?

– Ещё бы! – воскликнула княжна. – В один миг мне дали, так сказать, сохранить лицо, но взамен, потребовали всю меня без остатка! Законы богов сильней, чем законы людей, даже чем старейшие и мудрейшие из них. В тот миг я уже не имела права распоряжаться своей жизнью, потому-как не могла отвергнуть то благородство, преклонившее передо мной колено.

 Они, какое-то время, продолжили идти молча, пока княжна не заговорила вновь:

– Я никогда тебя не спрашивала об этом, – осторожно начала она, – но ты случаем не читал мыслей моего мужа в тот момент?

Велизарный утвердительно кивнул.

– Это было так же сложно, как и не видеть Ваши сейчас. Представьте себе, если перед человеком со стопроцентным слухом вдруг взорвется вулкан, думаете, он его не услышит? Нечто подобное было и в душе светлейшего в тот миг.

– Забавное сравнение, однако… – Аппелагея немного замешкалась, она всеми силами старалась остановить своё любопытство, но все же девичья природа взяла верх, к тому же она беременна, а это простительно при чрезмерном интересе. – Однако мне важно знать о его чувствах на тот момент, расскажи, пожалуйста.

– Странно, что светлейший сам Вам все не рассказал! – удивился велизарный.

– Мой муж благородный человек, и по прошествии лет я не сомневаюсь в его любви, все же мне интересно, что значило для словянского князя, победителя Ариев и грозе Пхазар, преклонить колено перед Фемискирской царицей?

– Вообще-то, светлейший не знал, что одолел Аппелагею-Дивно-Поле, владычицу Вязи, и царицу древней Фемискиры, – ответил маг. – А вот чувствовал князь, скорее облегчение. Да и радость, я думаю. Вообще, ему претила та мысль, что в память об отце, придётся жениться по ранее достигнутому договору. Как вы помните, его заключили ваша матушка, царица Коппея и князь Владимир, отец светлейшего, и по договору первенец Словича должен был жениться на Первенке Вязича, то есть на Вас, – владычице Вязи.

Княжна сильно удивилась.

– Это как?

– Святослав был не согласен с отцом и имел собственное видение внешней политики. Он считал, что объединение Ярилгорода и Вязи, должно произойти посредством союза младшего брата Святополка и вашей сестры Ольги – Тишь – Травы. Причем не одномоментно, как это свершилось при вашем августейшем браке, а постепенно, с взаимной пошаговой культурной ассимиляцией, тогда бы не произошли, хорошо вам известные, трения между светлейшим и вашей матушкой, собственно говоря которые он только что окончательно уладил. Тем не менее, вышло, как вышло. Князь никогда не искал брака с вязийской царицей, но принял дар богов, в виде поверженной безымянной воительницы, тем более побежденная, ничем не отличалась от других, окруживших нас амазонок. Лишь чёрный акинак выдавал фурианскую стезю хозяйки. – Сарион усмехнулся и задал встречный вопрос. – А что чувствовали Вы?