Бразилия и Соединенные Штаты были районами деятельности Ротшильдов на протяжении десятилетий; по сравнению с ними Азия оставалась для них во многом терра инкогнита. Но и там Ротшильды начали экспансию в 1850-е гг. После «опиумных войн» 1839–1842 гг. (названных так из-за того, что их предлогом послужил запрет Китая на ввоз опиума из Индии, управлявшейся Великобританией) Великобритания аннексировала Гонконг и еще пять китайских «договорных портов», открытых для европейских торговых судов. Это ускорило процесс, по которому китайский чай и шелк обменивались на западное серебро и индийский опиум, и создало привлекательные новые возможности для британского бизнеса (одновременно подрывая власть таких китайских купцов, как У Пинчжэнь, которого один историк назвал «Ротшильдом Востока»). К 1853 г. Лондонский дом поддерживал регулярную переписку с торговой компанией «Крэмптонс, Хэнбери и Ко» со штаб-квартирой в Шанхае, которой они регулярно посылали партии серебра из Мексики и Европы. Серебро, очевидно, заботило их больше всего, хотя банк интересовался также индийским опиумом, часть которого проникала на запад, в Константинополь. В конце 1850-х гг. Лондонский дом вел регулярную переписку с компанией из Калькутты «Шене, Килберн и Ко». Таким образом, в Нью-Корте узнавали подробности таких тамошних кризисов, как, например, китайские восстания 1850-х гг. и восстание сипаев в Индии в 1857 г., в то время как предыдущие беспорядки проходили незамеченными. Впервые банк Ротшильдов начал принимать участие в коммерции Британской империи, в той области, какую он прежде оставлял другим. Таким образом, будет простительным преувеличением сказать, что «вся вселенная платила дань [Ротшильду]; он имел свои отделения в Китае, в Индии, даже в самых нецивилизованных странах». В этом заключалась большая разница между Ротшильдами и европоцентричными Перейрами.

Мощный поток серебра на Восток, который был характерной чертой мировой экономики середины XIX в., объясняет, почему открытие золота в Калифорнии и Австралии в 1840-е гг. вызвало такое волнение. Влияние этих открытий трудно переоценить. В 1846 г. во всем мире производили около 1,4 млн тройских унций золота, причем более половины его поступало из России. К 1855 г. общее производство выросло до 6,4 млн унций, и около половины прироста обеспечивали Северная Америка и Австралия. Как указывалось выше, Ротшильды стремились принять участие в калифорнийской «золотой лихорадке», послав Бенджамина Давидсона на север из Мексики. Интересовались они и австралийскими месторождениями. Как только в 1851 г. в Новом Южном Уэльсе и Виктории было обнаружено золото, Ротшильдов призывали «открыть там полномочное отделение вашего банкирского дома, который… заложит основы для самого большого и богатого учреждения в обоих полушариях». Этому совету не последовали буквально: как и в случае Шанхая или Калькутты, вначале сочли достаточным положиться на отдельную фирму-корреспондента в Мельбурне, хотя в данном случае фирму возглавляли Якоб Монтефиоре и его сын Лесли. Впрочем, родственные связи не гарантировали компетентности. Как будто подтверждая освященную временем неприязнь Майера Амшеля к зятьям, компания «Монтефиоре и Ко» обанкротилась в 1855 г., оставшись должна Лондонскому дому значительную сумму, и пришлось срочно высылать на место Джеффри Каллена, агента Ротшильдов, который поспешил «тушить пожар».

Каллены работали на банк «Н. М. Ротшильд» со времен Ватерлоо, поэтому Джеффри Каллен неплохо представлял себе, что хотели его работодатели: еще до того, как он распутал дела Монтефиоре, он просил дать ему задания, связанные с ртутью и другими товарами повышенного спроса в колонии (в первую очередь он называл спиртное: пиво, виски или портвейн). «Если вы поручите мне такое задание, – писал он, сам того не зная, что невольно повторяет слова Натана, когда тот был молодым торговцем сукнами, – можете не сомневаться: я не пожалею сил, чтобы вести дела к вашему полному удовлетворению». В сентябре он просил «кредит на 5 или 10 тысяч ф. ст. с каждым почтовым судном» и, чтобы он мог лично посещать золотые месторождения, помощь «хорошего финансиста, поскольку здесь нет таких во всей колонии, даже главы правительства ужасно невежественны в своем деле, и меня неоднократно приглашали… в казначейство, чтобы я объяснил там какой-нибудь незначительный вопрос в денежных делах».

Если Каллен находился на периферии зарождающейся золотой и серебряной империи Ротшильдов, то в ее центре находились различные аффинажные предприятия и монетные дворы, которые семья приобретала в тот период. Джеймс уже в 1827 г. открыл в Париже аффинажный завод, переведя его в новое здание на набережной Вальми и учредив в 1838 г. коммандитное общество под управлением Мишеля Бенуа Пуаза. Примерно тогда же, в 1843 г., он учредил совместную компанию с Дириксом, главой Парижского монетного двора. Их отношения продлились до 1860 г. Открытия новых месторождений золота вели к огромному увеличению деятельности и на аффинажном заводе, и на монетном дворе. Выражаясь словами Джеймса, произошла «революция на денежном рынке». Таким образом, в 1849 г., когда Лайонел решил, что Лондонский дом примет участие в аффинаже золота, он следовал примеру своего дяди.

Во времена Натана в Лондоне было четыре частных предприятия по обработке драгоценных металлов: «Браун и Уингроув», «Джонсон и Стоукс», «Персиваль Нортон Джонсон» и «Кокс и Мерл» – в дополнение к собственному цеху аффинажа при Королевском монетном дворе. Из них львиную долю аффинажа по заказам Английского Банка выполняла компания «Браун и Уингроув». Однако открытие золота в Калифорнии и Австралии значительно увеличивало объем поступавшего в Английский Банк золота: в 1852 г. закупки золота достигли пика в 15,3 млн ф. ст., и свыше 2/3 этого количества поступало в виде слитков – гораздо больше, чем способна была переработать компания «Браун и Уингроув». Именно для заполнения этого пробела Лайонел и предложил взять в аренду цех аффинажа Королевского монетного двора, где под руководством управляющего Мэтисона с 1829 г. очищали золото серной кислотой. Начиная с сентября 1849 г. Лайонел «неоднократно» говорил своим политическим союзникам Дж. Эйбелу Смиту и лорду Джону Расселу о необходимости «изменения в методах очистки». Королевская комиссия, созданная для надзора за деятельностью монетного двора, одобрила его рекомендации. «Надеюсь, – говорил братьям Лайонел, – что министрам хватит смелости произвести изменения и что мы сумеем принять в них участие… это будет крупная операция». Как заметил Нат, «при таком большом притоке золота из Калифорнии и Мексики это более необходимо чем когда бы то ни было».

Вполне понятно, что Мэтисон пытался противостоять такой «приватизации», но тщетно. Кроме того, к счастью для Ротшильдов, Персиваль Нортон Джонсон не прислушался к своему новому партнеру Джорджу Мэтти, который призывал его участвовать в торгах. В январе 1852 г. Энтони получил права аренды на цех аффинажа, и в декабре Лайонел официально попросил управляющего Английским Банком Томаса Хэнки (еще одного политического союзника) «позволения напрямую поставлять Английскому Банку мои золотые и серебряные слитки, очищенные и выплавленные под мою ответственность». В первый год в цеху обработали свыше 300 тысяч унций австралийского и 450 тысяч унций калифорнийского золота. Признаком его значимости послужило то, что Гладстон, самый верный сторонник бульонизма, нанес туда визит в 1862 г., сразу после «экспедиции» в Английский Банк. Как доказал Фландро, введенный Ротшильдами контроль аффинажа и чеканки по обе стороны Ла-Манша позволил им управлять уникальной «системой» арбитража, когда Лондонский дом покупал американское или австралийское золото на счет Французского дома и переправлял его через лондонских золотых брокеров в Париж. Парижский дом тем временем покупал серебро для Нью-Корта, а оттуда серебро через Лондон или Саутгемптон переправлялось на Восток. Система не только приносила прибыль; к концу 1850-х гг. она стала неотъемлемой частью международной биметаллической денежной системы.

На протяжении десятилетий Ротшильды относились к крупным европейским войнам как к величайшему из зол для их собственного финансового положения – они считали, что войны даже хуже, чем революции. В марте 1854 г. началась война. Невероятно, но истоки Крымской войны можно обнаружить в споре между католическими и православными монахами из-за так называемых «святых мест» в Иерусалиме. На самом деле обострился старый вопрос о том, сколько власти следует применить России в увядающей Османской империи, особенно в дунайских княжествах Молдавии и Валахии и на Черном море. На сей раз, в отличие от 1840 г., Франция и Великобритания объединились; первая – чтобы разрушить Священный союз, вторая – с единственной целью «задать трепку» царю, – по мнению либеральной общественности, он ее заслуживал за участие в подавлении венгерской революции в 1849 г. Царь, который за пять лет до того выступал арбитром в Центральной Европе, обнаружил, что остальные члены Священного союза его бросили: Австрия заигрывала с западными державами и только что не вступила в войну, Пруссия демонстрировала политическое бессилие и как союзница оказалась бесполезной. Пьемонт присоединился к антироссийской коалиции, считая, что любая война ослабит позиции Австрии в Италии.

Если вспомнить, как быстро русские уступили требованиям этой коалиции, можно лишь гадать, почему Крымская война так затянулась. Первые серьезные военные действия начались летом 1853 г., когда Николай I приказал ввести войска в Дунайские княжества, а британский и французский военные флоты вошли в Дарданеллы. В октябре, когда начались стычки между Россией и Турцией, русские в конце концов отказались от притязаний на то, чтобы считаться единственными защитниками христиан в Османской империи. Поэтому Франции и Великобритании пришлось воевать за княжества и Черное море. Но в июне 1854 г. Николай I пообещал австрийцам, что выведет войска из Молдавии и Валахии; после этого война могла вестись только за Черное море. Следовательно, французские и британские войска высадились в Крыму только с целью пересмотреть договор 1841 г. о статусе проливов «в интересах равновесия сил в Европе», с практической целью захвата Севастополя. Уже в ноябре 1854 г. правительство России согласилось пересмотреть вопрос о проливах (снова из страха того, что в войну вступит Австрия), но из-за того, что Франция и Великобритания не могли решить, что это означало в действительности, война затянулась. Попытки прийти к договору после смерти Николая I в марте 1855 г. провалились. Вместо этого русские опрометчиво решили противостоять любым ограничениям своей военной силы на Черном море, принуждая западные державы закончить войну. Севастополь пал 8 сентября; французы предложили новые цели войны… Наконец, кризис удалось преодолеть на Парижском конгрессе (февраль – апрель 1856 г.). Черное море объявлялось нейтральным; Россия теряла часть Бессарабии (современная Молдова), а Франция и Великобритания совместно гарантировали будущую независимость Турции. На практике эти условия соблюдались лишь до тех пор, пока Россия приходила в себя после поражения – то есть около 20 лет. Крымская война со всей остротой продемонстрировала административные недостатки царизма. Самым весомым достижением победителей оказалось создание Румынии путем слияния в 1859 г. Дунайских княжеств – надо сказать, что к такому результату победители вовсе не стремились.