– Он прислал записку твоей малышке, – продолжал Уильям. – Он ее уже как-то просил выйти за него, да и вся их родня была за него. Ты бы получше присматривал за ним, Найдж.

– Он ее родственник. Ничего удивительного, что ему захотелось повидать Кассандру. Да, Барр-Хэмптон просил ее руки, но она отказала ему, Уилл, и вышла замуж за меня.

– Так это было, когда она на тебя молилась, словно на каменного идола, Найдж! – усмехнулся Уилл. – А теперь даже такой зануда, как этот сквайр, ей милее, чем ты. Так что гляди в оба, парень. Малышка уже побежала к нему.

Найджел надменно вскинул бровь.

– Когда она вернулась от тебя, у нее так щечки и пылали, – доложил Уильям. – А минут пять спустя, как только горничная передала ей письмо, малышка понеслась туда со всех ног – только пятки засверкали.

– Ну конечно, – промолвил Найджел, закончив расчесывать волосы и перевязав их лентой – напудрит он их позже, перед тем как поедет вечером в гости вместе с Кассандрой. – Барр-Хэмптон приходится графине кузеном, Уилл. Он ей почти как брат. Вполне понятно, что миледи приятно с ним увидеться.

"Но так скоро – сразу же после трудного подъема по каменистой тропинке? – подумал Найджел, выходя из гардеробной. – После плавания в водоеме.., и страстной близости? И перед вечеринкой, к которой надо успеть переодеться? Но ведь на празднике наверняка будут и Барр-Хэмптон, и леди Матильда с Пейшенс. Неужели Кассандре так не терпится их повидать, что она не может подождать до вечера?

Возможно, в этом письме он сообщает Кассандре о своей помолвке с Пейшенс? Да, эта новость, несомненно, обрадовала Кассандру. Но мчаться во весь дух к домику под холмом только потому, что приехал Барр-Хэмптон? Как это объяснить?"

Освободившись от странных мыслей, одолевавших его после близости с Кассандрой, Найджел решил, что у него появилась надежда на будущее. Она наконец-то уступила ему – он даже не успел спросить ее, как Кассандра уже ответила «да». И желала этого так же, как и он. И, подобно ему, испытала высшее блаженство.

Итак, Кассандра призналась в том, что хочет его. И то удовольствие, которое она получила от близости с ним, убеждало, что желание сильнее ее. Это первый шаг на пути к миру и благополучию семейной жизни – и зачатию наследника.

Не нуждаясь в пророчествах Уилла, Найджел сам понимал, что вряд ли ему стоит верить в счастливое будущее. Но у него появилась надежда на возобновление супружеских отношений с Кассандрой.

А теперь он снова не находил себе места от тревоги.

Может, она побежала в коттедж, чтобы во всем открыться Барр-Хэмптону? Ей так одиноко без него, несмотря на присутствие тетушек и кузины? А что, если случившееся сегодня вызвало у Кассандры отвращение и ужас? Неужели письмо Барр-Хэмптона имеет для нее такое значение?

Странно, но Найджел был почти уверен, что она никому ничего не рассказывала – даже самым близким родственникам. Конечно, правда и так скоро выплывет наружу. Он сам только вчера поведал обо всем кедлстонскому управляющему. Но Кассандра не хотела никого посвящать в эту тайну. Сочувствие родных неминуемо повлекло бы за собой жалость, а возможно, и осуждение: ведь она так быстро и опрометчиво приняла его предложение, не посоветовавшись ни с кем!

Но не сделай этого Кассандра, она попала бы в зависимость от Хэвлока.

Что ж, возможно, сейчас она уже выкладывает все свои горести Барр-Хэмптону. Наверное, его надежды преждевременны. Их встреча у водопада только ухудшила положение.

Решив не поддаваться первому порыву, Найджел не отправился в коттедж вслед за женой, а остался дома.

Выйдя из кареты, Робин Барр-Хэмптон тотчас же понял, как хорошо снова вернуться в Кедлстон после долгой разлуки, да еще июльским солнечным днем! Всю дорогу из Лондона он втайне страшился предстоящей встречи. Как ему хотелось оказаться у себя дома, погрузиться в работу и забыть о том, что произошло за этот месяц.

К несчастью, Робин не мог так поступить, даже если и хотел. С ранних лет семья его отчима стала для него родной. Он любил своих родственников и чувствовал себя в ответе за них.

И вместе с тем он боялся возвращаться сюда.

Робин увидел, что в цветочном саду кто-то гуляет. Это при любых обстоятельствах обрадовало бы его. Но для человека, который три недели провел в ненавистном ему городе, эта картина была поистине целительной для глаз – воплощенная естественность и красота. Робин увидел Пейшенс с корзинкой цветов в руках, в простом платье без кринолина и в скромной соломенной шляпке. Пейшенс, хрупкую и грациозную, так отличавшуюся от пышных, напомаженных лондонских великосветских красавиц, обвешанных бриллиантами.