— Если бы, — вздохнул Карп. — Как только Серый Князь заручится поддержкой Ордена, Императору несдобровать. Его положение сейчас очень непрочно.

— Да и слава богам, если так, — злобно швырнул отец. — Он сделал не меньше зла, чем Князья, только ещё прикормил лживыми обещаниями.

После этих слов мачеха дрожащей рукой тут же принялась убирать посуду. Женщины бросились ей помогать, а мужчины помрачнели, но прервать главу рода никто не осмелился. Даже пламя в очаге заметалось, будто почуяв недоброе.

— Думай о том, что говоришь, хозяин, — медленно проговорил Карп. — Император создал Лирд'Алль, сделал сильными наши земли. Князья больше не грызутся, как псы в своре, и ты можешь жить спокойно, не опасаясь, что завтра твой род уведут в рабство.

— Разве? — взвился отец; лицо у него покрылось красными пятнами — опасный, очень опасный признак. Белка сжался на скамье; больше всего он хотел стать невидимым, как беляк на снегу. — Это всё просто ложь — наглая и бессовестная, и сам ты прекрасно это знаешь, дружинник! Неужели прекратились набеги с островов и юга? Неужели налоги Императора легче княжеских? Или меньше стало казней, или меньше наших сыновей посылают умирать? Или не собирается он сделать меня своим рабом; так в чём же разница?

— Разница, — весомо и угрожающе сказал Волк, — в том, что он законный властитель этих земель, и в его праве заставить Князей подчиняться.

— Законный? — насмешливо повторил отец и плюнул на пол. — Вот что такое этот закон! Удобно слушаться законов, которые пишешь сам!.. Мне тошно вас слушать: ваших же товарищей перерезали, как свиней или кур, а вы защищаете того, из-за чьих приказов это случилось...

— Хозяин, образумься, — взмолился Чибис, вставая из-за стола и с тревогой глядя на Волка; он явно предчувствовал бурю так же, как и все присутствующие. — Нехорошо восставать против своего господина, каким бы он ни был. Мы обязаны Императору всем...

— О, вы-то да, — осклабился отец. — Сколько подачек вы уже получили? Сколько земель, которые сейчас заняты такими же, как я, он уже обещал вам, дружинники?

— Нет, я не намерен это терпеть! — взревел Волк и вскочил, швырнув об стену свою миску. Синичка расплакалась, и кто-то унёс её; слепая бабушка принялась громко молиться Богине; остальные домочадцы быстро ретировались — все, кроме Белки. Он и сам не знал, почему остался — его словно цепями приковали к скамье. — Грязный изменник! Мы жертвуем жизнью, чтобы процветали такие черви, как ты!..

Отец побледнел и схватился за стол; дядя Крот предупреждающе положил руку ему на плечо и что-то горячо зашептал. Драться с имперскими дружинниками — значит подписывать себе смертный приговор, да и их оружие совсем недалеко. Кроме того, пока они совещались, Чибис и Карп успели примкнуть к Волку: встали по обе стороны от него и выхватили спрятанные до этого в голенищах сапог ножи.

— Мы не причиним никому вреда, — поднял руку Чибис, — если ваш хозяин извинится, как подобает.

— Муж мой, пожалуйста, — громко прошептала мачеха из противоположного угла. Отец вздохнул и неохотно процедил:

— Я извиняюсь, был слишком резок. Это всё, господа дружинники?

Чибис и Карп определённо удовлетворились бы этим, но Волк строптиво вскинул голову:

— Нет, не всё. Сам знаешь, что теперь предписано нам по новому закону.

У Белки сжалось сердце — он понял, о каком законе речь. О нём много говорили в Местечке. Подошедший сзади Барсук красноречиво пихнул его локтём.

— Ни за что, — отрезал отец. — Я никогда не пойду на это. Отдать сына в число воинов Императора?

— Воинов Империи Лирд'Алль, — поправил Волк. — Для благородного дела. Рано или поздно тебе всё равно придётся это сделать.

— Но не сейчас.

— Не тебе решать. Ты оскорбил нас, — он крепче перехватил нож и улыбнулся — точнее, оскалился. — Теперь плати. Не отдашь по доброй воле, хозяин — и мы сами возьмём любого.

На лице отца, да и многих других, отражался искренний ужас. Волк мог потребовать кого угодно — наследника, или самого сильного, или считавшегося самым смышлёным... Для отца это будет не просто удар — это будет крах рода, гнев богов. А мачеха, пожалуй, обрадуется — её сыновей здесь нет, и она видит в них соперников для собственных будущих детей. Белка сглотнул — в горле у него пересохло, а сердце неистово колотилось. Кого угодно мог потребовать Волк — кого угодно, кроме самого незаметного, хилого и невзрачного...

— Давайте я пойду, — услышал Белка свой голос.

Вот так, ни с того ни с сего, и решилась его судьба.

Изжелта-бледная женщина лежала на каменном полу, в центре круга из двенадцати валунов. Черты её лица, и при жизни резкие, теперь заострились ещё сильнее и стали строже; худые, жилистые руки сложили на её животе, поверх белоснежного одеяния жрицы Ордена из тонкой козьей шерсти. Границы между её маленьким, высохшим телом и полом размывались в неверном свете чадящих факелов, и казалось, что сетка её морщин — продолжение сложных витиеватых узоров, в которых важна каждая черта.