Айвин благоразумно не стала спорить. Мей слушал, как она переносит запись видения на другие листки. Он уже практически не мог её видеть, но отлично помнил, как она выглядит: бойкие глаза, приятная полнота, роскошная грива волос. Не женщина, а находка — прекрасная жена для Тоддиара и мать для детей, рачительная хозяйка, вдобавок — сиделка и секретарь для дряхлого, полулегендарного предка своего мужа. И всё в одном лице. Не позавидуешь такой жизни.

Мей поселился в этом доме на Улице Кровельщиков одиннадцать лет назад, когда Тоддиар аи Батвиг, правнук Инис, младшей дочери Атти и его племянницы, ещё жил там один. Тоддиар был человеком необычным для пришедших новых времён: здравомыслие сочеталось в нём с добротой, а доходящая до застенчивости скромность — с живым интересом ко всему новому. Должно быть, поэтому он с искренним уважением отнёсся к чудаковатому старику с родственной кровью и радушно принял его под свою крышу. Мей им гордился: Тод оказался не только последним его родичем, оставшимся в живых, но и лучшим врачом в Городе-на-Сини. Он много и честно трудился, так что мог позволить себе, а после и Айвин с детворой безбедную жизнь.

Здесь Мей обрёл тихое пристанище после своего долгого, безумно долгого пути. Может быть, и странно называть тихим пристанищем место посреди Города, который за последние десятки лет ещё больше разросся, а по громкости шума и степени загрязнённости превзошёл даже Город-у-Красной-Реки. Однако иначе Мей не сумел бы описать это: он был как лодка, которую швыряло о скалы в бурю и прибило наконец к берегу.

Новые звуки вплелись в гомон с улицы и грохот проезжавших мимо экипажей: снизу донёсся дробный топот и детские голоса. Айвин вскочила из-за стола.

— Вернулись. Пойду встречу.

— Конечно, ступай, — сказал Мей. Он оживился: каждый день с нетерпением ждал возвращения этих маленьких бестий из школы. Он не сумел бы подобрать слова, чтобы описать, как исступлённо любил их и какая светлая грусть охватывала его на семейных ужинах Тода и Айвин. «Сентиментальный старик», — с мысленной усмешкой пожурил он себя. Ну и пусть. Боги не послали ему, неприкаянному, собственных детей и собственного покоя, так что не смеют теперь мешать любоваться чужими.

Айвин отсутствовала недолго, но Кенрад и Эвви опередили её, ворвавшись в комнату с возбуждёнными криками.

— Дедушка Мей, скажи ему, что он дурак! — восьмилетняя девочка кинулась в его объятия, и он с улыбкой почувствовал знакомое сооружение из косичек на голове и карамельный запах из кондитерской лавки. Как всегда, требование звучало весьма решительно. Её брат — на полтора года старше и куда более степенного нрава — остановился поодаль, сердито чертя носком по ковру.

— Это почему же? — поинтересовался Мей, пока Эвви по-свойски усаживалась к нему на колени.

— Я не подкидывал рыжей Гилти мышь за шиворот, я уже говорил! — возмущённо вмешался Кенрад. — Я даже не знал об этом!

— Зато ты вместе со всеми дразнил её, и меня заодно!

— Вот ещё, даже не думал. Против тебя я слова не сказал.

— Всё ты врёшь! Я заступилась за неё, а ты сказал, что все девчонки дуры и трусихи.

— Ну я же не тебя имел в виду! — вскипел Кенрад, ожесточённо теребя статуэтку с комода. — И вообще, никто не просил её вопить так, будто её режут!

— Я попрошу дедушку Мея позвать Отражение, чтобы на вас наложили заклятие безмолвия, — пообещала Айвин, открывая дверь. — А ну быстро мыть руки и в столовую!

— Ну, нет, Отражение — это перебор, — сказал Мей и, подумав, добавил: — Хотя... Многие из них не любят девочек, которые обзываются по пустякам, а ещё больше мальчиков, которые смеются над чужим страхом.

— Откуда тебе знать? — подозрительно спросил Кенрад. — Вряд ли вы с ними это обсуждали.

Мей вздохнул. Ох уж это беспощадное взросление. Жаль, что они перестали верить каждому его слову.

— Я могу судить об этом по многим другим вещам. Честное слово, — он помедлил, осознав, что даже чуть-чуть лукавит. Гэрхо, да и некоторые из прочих знакомых ему Отражений определённо были бы в восторге от затеи с мышью и долго хохотали. Но детям необязательно об этом знать. — Так или иначе, думаю, вам пора забыть эту глупую историю и пообедать. Не стоит злиться друг на друга — бесполезное занятие.

— К тому же суп остывает, — напомнила Айвин. — А Тэлли сегодня сварила тот самый, с опятами.

И точно — по дому уже разносился густой грибной аромат. Мей решительно попытался высвободиться из ручонок Эвви, чтобы встать; с годами это становилось всё сложнее.

— Историю, — попросила она неожиданно смиренным голосом. — Только одну, ну пожалуйста.

— Да, пожалуйста! — поддержал Кенрад, усаживаясь на полу у кровати; уж в этом они всегда были единодушны. — Мы не голодны, мама.

— Опять эти капризы, — как можно суровее сказала Айвин. — Потом вы уйдёте бродить по улице, а уроки снова останутся неприготовленными.

Дети наперебой принялись разуверять её, а Кенрад даже сгоряча пообещал выучить годы правления всех королей Дорелии. Мей подумал, что к вечеру он точно пожалеет об этом, и заверил:

— Сразу после обеда, договорились? Я не забуду. Какую вы хотите?

— Про сокровища из лабиринта! — вдохновенно воскликнул Кенрад. — Ты её тогда не закончил.

— Об этом можно и позже, — возразила Эвви и застенчиво добавила: — Ты давно обещал рассказать, как женился.