Шрифт:
— И что же? — спросила Тааль, когда Уллэ примолк. История необъяснимо взволновала её, а сестра царицы почему-то напомнила о Гаудрун. — Им позволили?
— Да. Альвеох молила так сильно, что добилась невероятного: из мира мёртвых ей вернули сестру, но ценой стала часть жизни и души самой Альвеох. Боги и духи Рагнарата собрали большой совет (так говорится в легенде, но я думаю, что речь о порождениях Порядка и Хаоса…) и решили, что только так можно совершить неслыханное святотатство. Отныне Альвеох и её сестра были связаны особыми, нерушимыми узами — не кровью, но магией… Заклятие звучало примерно так:
«Сладость одного станет сладостью другого, боль — его болью, горе — его горем. Они обречены следовать друг за другом, как запах следует за ветром, тень — за живым, голодный — за пищей, и сил всего мира не хватит, чтобы их разлучить. Они навсегда сложатся и срастутся, и даже их собственной воле не превозмочь Уз. Со смертью одного для другого жизнь утратит смысл, и во всех последующих рождениях они будут рядом, точно Правый и Левый глаза неба».
И никому во всех мирах Мироздания не было под силу разрушить эти узы…
Тааль молчала, затаив дыхание. Это звучало заманчиво и жутко одновременно. Можно ли жить с такой связью? Чего она больше приносит — счастья или боли?…
— Однако после этого Альвеох, увы, не умерила своей жажды, — продолжал Уллэ. — Пришло время, и Альвеох выбрала себе возлюбленного из другого племени. Они жили счастливо, рожали детей, и с каждым закатом царица умирала от любви, чтобы возродиться к рассвету… Но потом разразилась большая война с давними врагами племени, на которой её возлюбленный был убит.
— И Альвеох повторила свою просьбу? — догадалась Тааль.
— Правильно. И её, как ни странно, исполнили вновь — теперь нерушимые Узы связывали Альвеох уже с двумя смертными. И жить всем троим стало нелегко: ведь они так слились разумами, что почти делили одну душу на всех; и, когда Альвеох со своим мужем бывали вместе, сестра царицы молча страдала где-нибудь в лесу… А возлюбленный Альвеох тоже с трудом выносил присутствие двух женщин в своём сознании. Если кто-нибудь из троих ненароком ранил себя, кровь шла у всех, если видел дурной сон — все трое просыпались… Но так прошло много лет, и в один грустный день в могилу сошёл новорождённый ребёнок Альвеох. Царица была уже немолода — он родился слишком хилым, чтобы вынести тяготы жизни.
— И в третий раз никто не позволил ей?…
— Никто. Боги и духи разгневались на дерзкие просьбы царицы, которая снова и снова шла против закона, общего для всех смертных. В наказание они превратили всё её племя в осиный рой — наделённый, однако, речью и прежней способностью мыслить. Сама Альвеох стала маткой роя, его Великой Матерью. Жители племени внутри роя тоже оказались связаны воедино и обречены на скитания, конца которым не видно… Сама же Альвеох однажды предпочла всё-таки уйти, оставив мир живых. А магия осталась под названием Узы Альвеох. Иногда, очень редко, кто-нибудь из особенно отчаянных волшебников применяет её — и именно она необходима в обряде раскрытия разрыва в Хаос. Волшебство потечёт по зеркалам, распахивая огненные врата, только если Повелитель Хаоса заключит Узы Альвеох с кем-то, кто видит другую сторону разрыва… С кем-то, чья чистота способна противостоять тьме, а внутренний строй — Хаосу. Защитник первозданной магии и Порядка, добровольно заключающий вечные Узы с Повелителем Хаоса, властелином смерти — вот чего хотят тауриллиан… И вот что они получат, если ты согласишься на это, Тааль-Шийи. Ибо сила Защитника пробудилась в тебе, а Узы Альвеох невозможны без выбора и желания обеих сторон… Вот как обстоит дело. Вот зачем тауриллиан, да и мы тоже, так старались привести тебя сюда — потому что именно ты можешь либо остановить возведение Моста, либо дать ему совершиться.
— Но я… — Тааль попыталась сказать что-то осмысленное, но закончить фразу ей не удалось. Холодный и скорбный голос проговорил у неё за спиной:
— Простите, что прерываю столь милую беседу… Но это всё же наш Храм, досточтимые духи. Ваше время в нём вышло.
Когда она успела спуститься и почему на этот раз Тааль не ощутила её появление?… Наверное, потому, что была чересчур поглощена духами и легендой об осиной царице Альвеох.
Эоле недовольно забулькал, но, послав Тааль какой-то трудночитаемый знак, стал неторопливо собираться в лужицу, а потом — просто в крупную каплю. Другие духи тоже начали обратное превращение; Тааль обдало прощальным жаром от Зарнары, прохладой от Уллэ и запахом прелой листвы от Нэйдре и Эйдре.
Тааль обернулась и увидела Мельпомену. Она вошла в зал из темноты подземелья, сама — беспощадно-красивое продолжение этой темноты. А следом за ней…
Да, следом за ней шёл Альен Тоури, волшебник из снов Тааль, их гость и хозяин. Рядом с ним были ещё трое — низкорослая старая женщина, невзрачный юноша и некто обнажённый, сияющий, с пером за ухом; как и от Мельпомены, от него волнами расходились бессмертие и сила.
Но всё это было нисколько, ничуть не важно: здесь был Альен Тоури. Он выглядел усталым и печальным. Он был настоящим.
Он рассеянно оглядывал статуи драконов, не замечая её.
Тааль вросла в пол окончательно; жаль, что невозможно пустить в нём корни. Она никогда не думала, что это произойдёт вот так, — но это произошло, и возможности улететь у неё не было.
Мельпомена подошла и возложила на голову Тааль мертвенно-бледную руку. Кончик её косы сметал пыль со старых камней.
— Лучший выход — это сон. Просто усни, Тааль-Шийи.
— Но я не хочу, — пробормотала Тааль.
— Ты должна, Тааль-Шийи, — раздался гортанный голос, и синеватая чернота косы и одежд расплылась по миру, затопила его собой — а где-то за ней дышал, двигался, думал Альен Тоури, и это, само по себе, почему-то было чудесно и немыслимо. — Спи. Ты должна — чтобы твоё превращение завершилось.